– Чего ты там так долго? – спрашивает со двора бабушка.

– Кажется, я отравилась колбасой, – говорю я и краснею от собственного вранья.

– А я говорила, надо пожарить, – бабушка всегда не доверяет колбасе.

Розовый кусочек докторской летит в кошачью миску. Я снимаю колготки и заваливаюсь на диван с журналом «Воспитание школьника, 68», их у нас в сарае – две полки. Я вырезаю оттуда чёрно-белых пионеров, или обвожу их ручкой. Наш класс уже почти не носит галстуки. Если раньше забывчивых отправляли домой, то сейчас учителя не обращают на это внимания. Первой галстук сняла Неманихина. А потом и все остальные. Кроме Русика, Королёвой и Аньки Губановой, которая с недавних пор затесалась в хорошистки. Я тоже пока не снимаю, потому что дедушка считает, что страна окончательно развалится, когда не станет пионеров и комсомола. Он выписал себе «Комсомольскую правду», и каждый день поражается, почему в ней пишут про контакты с пришельцами и другие бредни. Мне, по большому счёту, всё равно, будут пионеры или нет, но чтобы страна разваливалась, я не хочу. Хотя, почти каждый день слышу, что она и так уже развалилась. Мама на выходных жалуется, что талоны на мыло и сахар перестали отоваривать, а в магазинах пустые полки. В журнале «Крокодил» теперь любимая карикатура – длинноносая продавщица у прилавка, затянутого паутиной.

Не знаю, на какой планете живут художники журнала и моя мама, (тем более, что планет с живыми существами теперь стало много), но у нас в сарае стоят мешки пшена и гречки, в кладовке бидон мёда с пасеки, в магазин каждый вторник привозят мягкий хлеб, и на столе всегда и огурцы, и помидоры, и компоты. Правда куда-то исчезли шоколадные конфеты, но вместо них появились сладкие плитки грязно-серого цвета, их вполне можно есть. А недавно Нянька принесла мне пять конфет «Школьные», завёрнутые в неизменный носовой платок. Эти конфеты мы плавили в классе на батарее, они становились мягкими и вкусными.

Сегодня пятница. Завтра (если, конечно, оно будет) приедут наши. Дядя Вася увлёкся историями об НЛО, а тётя Римма всем рассказывает, что ей снятся вещие сны. Недавно мы с Маринкой тоже видели в небе какой-то неопознанный объект. На фоне вечерней зари он выделялся особенно ярко, так, что я заметила его боковым зрением. Он был точь-в-точь таким, как описывают НЛО в газетах: непонятной формы с тремя огнями. Правда, Маринке показалось, что огни были внутри объекта, а мне почудилось, что они слегка мелькнули сверху. Это «нечто» довольно быстро растворилось в небе, смешавшись с зарёй, а мы с Королёвой побежали к бабке Паше, у которой смотрели «Марианну» баба Зина, моя Нянька и Нюра-почтальонка. Бабульки подняли нас на смех, сокрушаясь по поводу того, что инопланетяне не забрали нас с Маринкой на свою планету. Обиженные таким недоверием, мы пошли ко мне в хату. Дедушка улыбнулся и сказал, что то, что нас не забрали всё же хорошо. Было обидно. Тем более, что после «контакта с пришельцами» я не могла уснуть всю ночь, мне мерещились мелькающие огни и странные звуки. Зато, когда приехал дядя Вася, мы с Маринкой почувствовали себя героями. Мой дядька детально выспрашивал у нас все подробности увиденного, делал зарисовки в блокноте и рисовал какие-то схемы. Бабе Зине тоже захотелось славы, и она поведала дяде Васе, что в туже ночь тоже видела что-то, летящее над хатой. Теперь по вечерам я боюсь ходить в туалет. Хотя дедушка и убеждает меня, что всё это – сказки и на самом деле, НЛО выпускают американцы на секретных заводах, чтобы пугать, и без того разваливающуюся, Россию.

Вот если переживу сегодняшний день, окончательно поверю дедушке.

…

В понедельник Лёнчик Сащин, которого отец привёз из Плоты раньше автобуса, дурачась, обнимал всех на входе:

– ты жив, Батя? Королёва! Живая! Шрайбикус, и ты выжила?

А я даже забыла, что обещали конец света, потому что в субботу мама привезла мне новые белые кроссовки с надписью «Адидас».

– За шиповник достались, – довольно сказала она, – а ты собирать не хотела.

За шиповник всегда дают дельные вещи. В прошлом году нам дали за него стиральную машину. Правда бабушка не хочет ею пользоваться, и стирает бельё в большом сером корыте.

Первым мои кроссовки заметил Чернов.

– Кто носит фирму Адидас, тот завтра родину продаст, – сказал он.

Я посмотрела на свои ноги в серых гамашах и ярких кроссовочках, подумала и …сняла галстук. Всё равно в пионеры принимать больше никого не будут, а страна и так уже развалилась.

В воскресенье ездили отвозить маму прямо до города. У неё в комнате вместо огромного серого проигрывателя появился настоящий магнитофон. «Электроника» – прочитал дедушка, тоже обратив внимание на изменения.

– Записывает? – спросила я, вспомнив дядьку Грузина с его апельсиновой жвачкой.

– Не знаю, я не пробовала, – сказала мама и полезла на антресоли.

Я проследила взглядом за её руками, заметив, что она достала что-то маленькое красного цвета.

– Это тебе. Жвачка, – мама раскрыла ладонь, на которой лежал яркий квадратик с английской надписью «Дональд».

Вот это да! Как всё в жизни повторяется. Только теперь и магнитофон и жвачки – наши, а не чужого дяди. А говорят, страна развалилась. Разве раньше я могла мечтать о таком. Теперь у меня будет мой первый вкладыш. У нас в школе вкладыши есть только у Вовки Лифанова. Он носит их в специальной серой книжечке, с прозрачными кармашками. На обратном пути я прошу дедушку купить мне такую книжечку на почте. Целый вечер открываю её, любуюсь на мелких Микки-Маусов, изображённых на моём единственном вкладыше, и снова закрываю.

Сегодня я несу книжечку в школу. Достаю, как бы случайно. Выкладываю рядом с учебниками. Не замечают. При первой же выходке Чернова, ударю его ею по башке, чтобы привлечь внимание.

План срабатывает. Ударенный Серёжка отбирает у меня книжечку, рассматривает Микки-Маусов. Подходит Вовка:

– У меня похожий есть, – говорит он, – могу поменяться.

– Давай, – говорю я. Здорово! Теперь у меня будет Вовкин вкладыш. Любимый трогал его своими руками.

У Вовки семь вкладышей. С надписями LAZER, TURBO и FINAL. Все они с машинками и футболистами. Мне нравится тот, который он назвал «похожим». На нём смешной человечек с лицом в форме груши.

– Такие в Прохоровке на базаре продают, – говорит Лёля, рассматривая человечка из-за моего плеча, – Мне тоже купят на каникулах.

По телевизору в середине всех передач стали делать паузы для рекламы. Так необычно: смотришь себе кино, и вдруг на самом интересном месте: Стиморол! Марс! Баунти! Одно за другим. Говорят, это всё в Москве уже, правда, можно купить. Я завидую дядьке из рекламы, откусывающему внушительный кусок от необычного шоколадного батончика в чёрной обёртке с иностранными буквами. Мне бы такую обёртку. Я отдала бы за неё несколько вкладышей. О самом батончике я даже не мечтаю. Сегодня Маринкин дядя Коля привёз ей клубничную шоколадку в яркой необычной обёртке. Рядовая плитка, только с жидкой розовой начинкой внутри. Вкуснотища неимоверная. Жалко, что мне достался один кусочек. А ещё подруга угостила меня американским лимонадом из большой мягкой бутылки. Это что-то! На вкус настоящий апельсин, и даже язык от него оранжевый. Завтра Маринку забирают погостить в город, потому, что там у неё родился братик.