Я никогда не стала бы использовать слово «депрессия» необдуманно. Конечно, так называют одну из стадий скорби, но я понимаю, что это может быть и очень серьезной болезнью. Подрастая, я видела, как подруга нашей семьи боролась с клинической депрессией, которая подкосила ее здоровье на годы. В нашей семье также были случаи биполярного расстройства с депрессивными эпизодами. Я бы никогда не сравнила вызванную потерей грусть с такими формами депрессии. Но, возможно, именно из-за нежелания бросаться страшными словами мне понадобилось почти два месяца, чтобы признаться кому-нибудь, насколько глубокой и пронизывающей была моя боль.

Я с трудом вставала с постели – и не потому, что кровать была моим убежищем. В том, чтобы жить под одеялом в пижаме, которую не стирали неделями, не было ничего умиротворяющего. Но где бы я еще могла провести половину дня в позе эмбриона? Когда подруги присылали мне сообщения или пытались позвонить и узнать, как у меня дела, я их игнорировала. «Почему я рассказала об этом стольким людям? – досадовала я на себя. – Пожалуйста, хватит спрашивать, как я поживаю, – умоляла я каждый раз, когда телефон начинал светиться. – Мне ужасно плохо, и я не хочу больше об этом говорить».

Эмма и Клэр были единственными людьми, которых я подпускала к себе. Я знала, что Клэр меня ни в коем случае не осудит, а Эмма прошла через то же испытание. Большинство зависимых людей, которых я знаю, чувствительны к боли, вот почему мы пытаемся от нее спрятаться. Пока я оставалась честна с Эммой и Клэр, я не пряталась от боли – я просто не хотела, чтобы весь мир знал, насколько мне больно.

Чем дольше я игнорировала всех остальных, тем более утешительные сообщения они присылали. Кто-то отправлял стандартные фразы типа «Все наладится!». Несколько людей прислали духовные и религиозные тексты – цитаты из Библии о силе и сострадании, слова буддистских мудрецов о том, как отпустить и найти счастье. Одна подруга предложила попробовать медитацию, так что я загрузила приложение Calm на свой телефон. Я запустила его один раз, но мне было так некомфортно наедине с моими мыслями, что я выключила приложение спустя три минуты. Потребовалось еще два года, чтобы я попробовала снова и, наконец, начала медитировать. Однако одно полезное свойство у приложения обнаружилось сразу: с его помощью можно было слушать шум дождя. Я выросла на побережье Тихого океана и всегда считала этот звук успокаивающим. Думаю, на острове Ванкувер иначе и не выжить. Я положила телефон на тумбочку у кровати, оставила приложение включенным и смогла расслабиться и как следует выспаться впервые за недели.

Самые тяжелые мысли, которые посещали меня в то время, были не о самом разводе, не о моих родителях, о семье или будущем. Это были мысли о выпивке. Я вообще не думала о покупках. Но я думала об алкоголе. Многие ночи я уговаривала себя не спускаться в магазин в моем доме и не покупать там бутылку вина. Я живу одна. Никто не узнает. Иснова он – тот голос – пытался уговорить меня сделать что-то плохое. Уговоры становились все настойчивее, я напоминала себе, что никто из моих подруг не живет по соседству и я в любом случае в последнее время ни с кем не общалась. Серьезно, никто не узнает. Если бы я бросила пить всего несколько месяцев назад, я бы очень рисковала поддаться этим мыслям. Но я знала, что смогла вынести боль без алкоголя раньше, а значит, смогу сделать это снова. Впервые я задумалась о том, чтобы сходить на встречу анонимных алкоголиков.

Об их собраниях я не знала ничего, кроме того, что слышала от отца и одной моей подруги, которая бросила пить за шесть месяцев до меня. Папа ходил на собрания только в первый год его трезвости, а потом почувствовал, что продолжать не имеет смысла. Он спросил себя: зачем постоянно ходить по кругу и без конца говорить о своей зависимости, если можно просто оставить ее в прошлом и жить дальше? С другой стороны, моя подруга не пила уже три года и посещала собрания каждую неделю. Думаю, все это индивидуально.

Меня эти встречи никогда не привлекали. Наверное, я бы смогла выдержать один раз. Я привыкла быть единственной трезвенницей в практически любой компании, и мне, очевидно, стоило бы найти нескольких новых трезвых друзей. В этом я даже не сомневалась. Но что-то в анонимных алкоголиках всегда казалось неправильным. Может быть, дело в том, что я не очень религиозный человек, и потому их руководящие принципы и 12 шагов вызывали у меня дискомфорт. Я считала, что это правильный порядок действий, но он был изложен чужим для меня языком. Я помню, как я прочитала как-то молитву о душевном покое и поняла, что могу согласиться только с двумя строками: «Проживая каждый день с полной отдачей, радуясь каждому мгновению». Меня также не устраивали гендерные предрассудки в большей части их текстов. Уверена, что среди организаторов собраний анонимных алкоголиков можно найти людей, которые согласились бы внести кое-какие поправки, но я не хотела этого требовать. Кто я такая, чтобы ради меня изменять методику, помогавшую людям с 1935 года?

Я поделилась мыслями с Клэр и спросила, бывала ли она раньше на собраниях. Она сходила на одно, и ее опыт подтверждал мои подозрения. Она все равно посоветовала мне пойти, но я упрямо отказалась и решила проработать мои мысли самостоятельно. Я мало во что верю, но остатки веры в моей душе подсказывали мне жить с полной отдачей, радуясь каждому мгновению.

Я ощущала большую разницу между тем, как я мечтала об алкоголе, когда впервые бросила пить, и теперь. Его употребление уже не было моей привычкой. Я не возвращалась к циклу: захотеть, выпить, стыдиться. Я не чувствовала потребности отключиться и не страдала от мысли о том, что мне придется справляться с горем без выпивки. Я знала, что на самом деле не хочу пить и уж тем более разбираться с потенциальными последствиями возвращения к пьянству. Я просто устала от боли. Боль – как эмоциональная, так и физическая – истощает. Я не могла выбраться из постели, потому что боль отнимала всю мою энергию и у меня ничего не оставалось. Когда-то выпивка казалась лекарством от боли, так же как трата денег казалась способом сделать жизнь лучше. Я отказалась от обеих привычек, и это пошло мне на пользу.

Но это не значит, что я не поддалась другим желаниям.

Я всегда награждала себя едой. Так что, вместо того чтобы покупать бутылку вина, я покупала пиццу. И шоколад. И мороженое. А иногда я в один вечер покупала пиццу, шоколад и мороженое. В этом не было ничего бездумного: я знала, что заедаю негативные эмоции. Я делала заказы и ходила в магазины, зная, что от еды мне станет получше. Я делала это не каждый вечер и не съедала все за раз, как раньше. Я не хотела объедаться сыром или впадать в сахарную кому. Я просто хотела проводить какое-то время с удовольствием каждые несколько дней, и получать это удовольствие от еды казалось самым здоровым вариантом.

В такие вечера я обычно сопровождала ужин просмотром Netflix. Книги на тумбочке по-прежнему казались неподъемными, но включить Netflix было легко – слишком легко. Боль и тяжелые мысли измотали меня. Так что как только я приходила домой с едой, я включала какой-нибудь сериал и смотрела одну серию за другой, пока не отправлялась спать.