Все описанные в книге события происходили в действительности. В ряде случаев я изменила имена, и некоторые характерные черты героев, чтобы сохранить неприкосновенность их частной жизни и предоставить им возможность самим решать, рассказывать или не рассказывать об этой стороне своей жизни. Все диалоги основаны на моих четких воспоминаниях, хотя они не были записаны и не являются, соответственно, последовательными стенограммами. Я просто пересказала их так, чтобы они отражали подлинное ощущение и смысл того, что происходило, и сохранили суть, настроение и дух наших разговоров.

Я стою в коридоре. Раннее утро, наверное около пяти. На мне полупрозрачная ночная рубашка из белого кружева. Яркий луч ручного фонаря направлен мне прямо в глаза.

– Руки вверх! – из темноты раздаётся угрожающий мужской голос.

Я поднимаю руки, они слегка дрожат. Глаза постепенно привыкают к свету.

Передо мной плечом к плечу стоят мужчины в форме агентов ФБР. Они вооружены настоящими автоматами, которые раньше мне приходилось видеть только в кино. А теперь их дула направлены прямо на меня. Раздается команда:

– Подойдите ближе, медленно.

В голосе никаких эмоций… До меня доходит, что для них я – не человек, а преступник, которого нужно обезвредить.

– Медленнее! – в предупреждении слышится угроза. Я шаг за шагом приближаюсь к ним, мои ноги не слушаются. Это самая долгая дорога в моей жизни.

– Без резких движений! – раздается другой голос. Тело цепенеет от страха, мне трудно дышать; темный коридор плывет перед глазами, я боюсь потерять сознание. Мне чудится кровь на белой рубашке, и только усилием воли удается не потерять сознание.

Наконец я дохожу до выстроившихся цепочкой агентов, кто-то хватает меня и грубо толкает к бетонной стене. Я чувствую, как чьи-то руки обыскивают меня сверху донизу, ощущаю холод стальных наручников, плотно смыкающихся на запястьях.

– У меня есть собака, ее зовут Люси, пожалуйста, не причиняйте ей вреда! – прошу я.

Проходит, кажется, вечность, и раздается голос женщины-агента:

– Чисто![1]

Тот человек, который держал меня, теперь подталкивает меня к дивану. Люси кинулась ко мне и принялась вылизывать ноги.

Видя, как она напугана, я с трудом удерживаюсь от слез.

– Сэр, – дрожащим голосом обращаюсь я к человеку, надевшему на меня наручники, – пожалуйста, вы не могли бы объяснить, что происходит? Мне кажется, это какая-то ошибка.

– Вы Молли Блум?

Я киваю.

– Тогда ошибки нет.

Он кладет передо мной лист бумаги. Я склоняюсь над ним. Мои руки в наручниках по-прежнему заведены за спину. Я могу разглядеть только первую строчку, крупными черными буквами объявляющую:

Первые двадцать лет своей жизни я провела в Колорадо, в городке под названием Лавлэнд, в сорока шести милях к северу от Денвера.

Мой отец был красивым и харизматичным мужчиной и сложным человеком. Профессор в Университете Колорадо, он занимался практической психологией. Воспитанию собственных детей он придавал первостепенное значение. Если мы с братьями приносили из школы оценки ниже А и В[2], нас ждал серьезный разговор. При этом он всегда побуждал нас следовать выбранному пути.

Дома он был ласков, весел, он любил нас, но, когда дело касалось наших успехов в школе или спорте, он требовал только блестящих результатов. Его страстная одержимость нашим успехом проявлялась временами настолько яростно, что становилось страшно.

В нашей семье не приветствовалось «развлекаться», все что мы делали, должно было расширять границы наших возможностей и приводить к лучшему результату. Помню, как-то летом отец разбудил нас рано утром, чтобы отправиться всей семьей на велосипедную прогулку. «Прогулка» заканчивалась изматывающим, почти вертикальным подъемом на высоту в три тысячи футов[3] над уровнем моря, протяженностью в одиннадцать тысяч[4] футов. Моему младшему брату Джереми было тогда, наверно, лет шесть, и на его велосипеде не переключались скорости. У меня до сих пор перед глазами картина, как он крутит педали изо всех своих детских силенок, стараясь не отстать, а отец вопит, словно сирена, заставляя его и всех нас ехать быстрее и упорнее давить на педали. Мы не смели жаловаться. Много лет спустя я задала отцу вопрос, в чем была причина его неистового стремления добиваться от нас запредельных результатов. Он задумался. Трое его взрослых детей намного превзошли самые смелые ожидания. Он постарел, стал менее вспыльчивым и был больше погружен в себя.

– Одно из двух, – сказал он. – В своей жизни и в работе мне приходилось видеть, что этот мир делает с людьми, особенно с девушками. Я хотел обеспечить вам хороший старт, лучший из возможных. – Он помолчал. – А может быть, я видел в вас возможность для воплощения самого себя.

Мама же учила нас состраданию. Она считала, что нужно по-доброму относиться ко всем живым существам, и сама представляла образец такого отношения. Моя прекрасная мама – самый добрый и любящий человек из всех, кого я знаю. Мудрая и здравомыслящая, она не толкала нас к победам и завоеваниям, а побуждала мечтать, лелеяла наши мечты и помогала их осуществлению. В детстве я любила наряжаться в маскарадные костюмы, и конечно, Хеллоуин был моим любимым праздником. Целый год я с нетерпением ждала этого дня, придумывая, кем и чем хочу нарядиться. В мой пятый Хеллоуин я никак не могла выбрать между уткой и феей. Маме я сказала, что хочу быть уткой-феей. Мама и глазом не моргнула.

– Ну что ж, будешь уткой-феей.

Всю ночь она мастерила мне костюм. Конечно, я выглядела смешно, но именно так она учила нас самовыражаться, вдохновляла мыслить неординарно и искать собственный путь в жизни. Он чинила наши игрушки, косила траву на детской площадке, придумывала обучающие игры, устраивала для нас поиски сокровищ и не пропускала ни одного заседания родительского комитета. При этом она всегда прекрасно выглядела, а когда отец возвращался вечером с работы, у нее был наготове коктейль для него.