Уже на тот момент Глеб работал и продолжал учиться заочно, получая второе высшее. Красивый и лицом, и телом. Умен. Внимателен. Не швырялся деньгами, но и не был скуп. Мечтал о собственном двухэтажном доме, сыне, хорошей должности. И добился-таки. Завоевал её сердце, организовал трогательное предложение руки и сердца, построил дом, засадил целый сад её любимыми персиками, был на седьмом небе от счастья при появлении на свет Сашки.

Да, неидеален. У него предостаточно своих тараканов, с которыми Юля периодически сталкивалась и которых пыталась поставить на место. Порой удачно, порой оставаясь в проигрыше. Она часто возвращалась в прошлое и представляла шестилетнего Глеба, оставшегося без материнской любви. Как же жалко его было. До слёз. А когда на его место ставила Сашку, представляя, как бы он чувствовал себя, лишись её любви, так вообще была готова простить все диктаторские замашки и неустанный контроль.

Но если Глеб остался без матери, то и Вал остался без отца. Это боль для обеих семей. Не только его отцу было тяжело. Уверенна, матери Вала тоже пришлось несладко. И если вот так… Боже… даже подумать о таком страшно.

— Мне очень жаль, — прильнула к груди мужа, обняв за шею. — Правда. Но ты должен понимать, что Дударев ни в чем не виноват. Если ты рос без матери, то…

— Не сравнивай. Это совсем разные вещи. Его мать была с ним всегда, до последнего вздоха, я же свою потерял ещё задолго до аварии. Я даже помню, — выдохнул шумно, — что тогда сказал отец…

— И что же он сказал? — застыла, уже зная ответ.

— Сказал… что если для неё размер члена важнее собственного сына, то пускай забудет обо мне.

— Я думала, ты остался с ней, — прошептала шокировано. Глеб никогда не рассказывал об этом периоде. Когда она спросила о матери, он рассержено ответил, что разбилась с любовником в аварии, но с кем именно и где в этот момент находился он сам — ни слова. А тут такие подробности.

— Нет, конечно. Помню, как ехали ночью на железнодорожный вокзал, что спал всю дорогу, а когда проснулся, были уже в Воронеже. Наверное, когда они разбились, она искала меня, — и без того севший от эмоций голос дрогнул, давая понять, что несмотря на показное презрение на душе-то до сих пор ютилась обида.

— А если бы нашла, пошел бы с ней? — замерла Юля, чувствуя под ухом мощные сокращения сердца. Почему-то стало важно услышать ответ.

— Тогда пошёл бы, — поцеловал её в висок, вздохнув. — Это ведь мама. Говорю же, я долго не мог простить отца. Но потом… не знаю… она перестала существовать для меня. Да, мать, да, родила, привела в этот мир, ну а дальше, Юль? Что дальше? Я по сей день помню, как отец любил её, как выполнял всё её прихоти…

— Может, они сорились? — предположила робко. — Тебе было всего шесть, возможно, ты многого не замечал.

— Возможно, — согласился Глеб, выпуская её из объятий. — Но если ты не в силах сохранить семью, тогда какова её ценность?

В ванной долго принимала душ, специально оттягивая время. Понятно, ни о каком сексе не могло быть и речи, но всё равно не хотелось застать Глеба бодрствующим.

Вдруг он вырубиться, так и не дождавшись её? Хотелось бы…

Из головы не шёл такой богатый на события день. По сравнению с её размеренной, порой такой скучной жизнью именно этот день походил на атомный взрыв.

Вал… Вал… Вал… Постоянно он. И злилась на него, и, прикрыв глаза, вспоминала пережитые эмоции. Пила только сок, а такое ощущение, что настигло похмелье. Что всё то время в клубе глушилась шампанским, настолько её вело от его присутствия, взгляда, насмешливой улыбки и пытливого прищура серых глаз.

Не смотрел — в душу заглядывал, и казалось, видел насквозь. Мысли мог прочесть, проникнуть в подсознание. Чувствовала себя перед ним неуютно, полностью голой. Старалась не смотреть в его сторону, не пересекаться взглядом, а если грешила, проявляла слабину — то быстро отводила взгляд, боясь оказаться застигнутой «на горячем».

Горячем…

И что только на неё нашло? Могла ведь сразу отстраниться, залепить, как и хотела, пощечину, но зачаровано сидела на месте и хоть убейте, не могла пошевелиться. Вспомнила, как прикрыла от чувственного прикосновения глаза и растворилась в неизведанных доселе ощущениях…

Выключив воду, прижалась виском к кафелю и, прикусив кулак, надсадно застонала. Ей бы мужа пожалеть, себя, дуру безголовую треснуть по лбу, возвращая в чувство, а она, знай, то и дело проигрывала в себе его состояние во время тоста. То, что принял всё на свой счёт — не подлежало сомнению.

Ей бы презирать его, обзывать, ненавидеть… Да не получалось. То, что испытывала, было в сто раз хуже и греховней, чем можно было предположить. Тянуло к нему какой-то неведомой, губительной силой.

О том, что испытывал к ней сам Дударев, совсем не хотелось думать. Он мог специально принести разлад в её семью, по-своему пакостя Глебу, а мог реально… Боже, что реально? Реально заинтересоваться?

Совсем из ума выжила. Глеб прав, где она, а где — он. Только… Каким бы человеком он ни был, проблема-то по сути не в нем. Мало ли что он там нафантазировал в своей больной головушке. Проблема ведь в ней! В ней одной.

Вал, видите ли, скотина. Взял и посмел прикоснуться к ней! А она тогда кто?.. Да она вообще не имела права реагировать на него. Вообще!

Когда вернулась в спальню, Глеб уже спал. Взобравшись под одеяло, придвинулась к нему как можно теснее, положила руку на грудь и постаралась вернуться в то не такое уж и далекое прошлое, когда ещё спала с мужем в тесном соприкосновении и испытывала от этого неподдельное умиротворение.

Это же Глеб, её муж, отец её сына. В него она влюбилась двенадцать лет назад. С ним она училась противостоять бедам, садила деревья, помогала строить дом. Это ведь всё тот же Глеб, пускай и ставший с годами жестче. В чем конкретно его недостаток? Почему разучились понимать и чувствовать друг друга?

Так и не смогла ответить.

Зато ночью был секс. Страстный, жадный, поглощающий. Не хватало воздуха, всё тело — словно в огне. Сгорала она, изнывала. Отталкивала его от себя, чувствуя на щеках горячие слёзы, а потом сама же притягивала обратно, впившись ногтями в сильные плечи.

Он приподнимался, боясь раздавить её, а она льнула за ним магнитом, обнимала за шею, прижималась затвердевшими сосками к редкой поросли жестких волос на груди и приглушенно стонала, упиваясь этими прикосновениями.

А руки… эти умелые властные руки были везде. Испепеляли её дотла, скользили вдоль вспотевшей спины, ласкали грудь, поглаживали промежность, мяли ягодицы и с каким-то животным упоением растирали её смазку вдоль напряженного члена.

— Ммм… — простонала, извиваясь от остроты наслаждения и… вдруг резко подорвалась с подушки, балансируя между тонкой гранью сна и реальности.

Отголоски пережитого оргазма ещё гуляли в крови, туманили рассудок. Дыхание частое, прерывистое. Сердце металось в груди, пытаясь проломить грудную клетку, в горле пересохло, а между ног… между ног настолько пульсировало и было влажно, что даже трусы промокли.