Прюденс ехала в Кенсингтон бок о бок с сэром Энтони, праздно беседуя с ним о том, о сем. У сэра Энтони был крупный костлявый гнедой с капризным нравом, который тем не менее побаивался хозяина и слушался малейшего его приказания.

Прюденс хорошо владела искусством верховой езды. Ее светло-гнедая кобылка из конюшен миледи выплясывала под ней, пытаясь сбросить, но Прюденс, грациозно покачиваясь в седле, дала ей возможность пошалить, но потом натянула поводья и поравнялась с сэром Энтони.

Сэр Энтони легко сидел в седле, наблюдая за ней.

– Слишком молода, – заметил он, осматривая кобылу.

Прю наклонилась вперед и похлопала ее по шее:

– Игривая. Это не порок.

Но та, как бы протестуя против такого определения ее характера, вдруг встала на дыбы, и вальяжность в мгновение ока слетела с сэра Энтони. Он перегнулся и схватил лошадь за уздечку у самого мундштука, прежде чем Прюденс успела что-либо сообразить. Почуяв железную руку, кобыла встала, а ее всадник был все так же безмятежен. Что же побудило его сделать это?

– Меня не так-то легко сбросить, сэр, – мягко сказала Прю.

– Это заметно, – ответил сэр Энтони, ускоряя шаг. – Но все же вы меня озадачиваете, мой мальчик.

Прюденс смотрела на дорогу.

– Разве, сэр? – спросила она. – Но чем же?

Взгляд из-под тяжелых век прошелся по ее профилю.

– Вы не знаете? – переспросил сэр Энтони.

Она почувствовала, как в горле у нее забилась жилка. Она ждала.

– Вы... – сказал сэр Энтони, – странная смесь. Вы этого не чувствуете?

Она засмеялась.

– Нет, сэр, клянусь честью.

– Вы просто ребенок в нашем кругу, – заметил он задумчиво. – И все же вы... совсем не ребенок!

– Я ведь говорил вам, сэр, что не новичок в свете.

– Может быть, и так. И во всех этих эскападах вы были один?

Перекрестный допрос!.. Нужно отвечать осторожно.

– Обычно со мной был друг, – ответила она равнодушно.

– Наверное, во время ваших путешествий по Европе у вас было немало развлечений, – задумчиво сказал сэр Энтони.

– Почему вы так думаете, сэр? Обычное путешествие по континенту.

– Должно быть, оно было очень долгим, если вы успели так много повидать, – мягко отметил сэр Энтони.

– Вы забываете, сэр, что большую часть жизни я прожил за границей с родителями.

– Ах да, верно! – кивнул он. – Несомненно, с ними вы и приобрели свой немалый опыт.

– Да, сэр Энтони.

Наступила небольшая пауза. Джентльмен глядел вдаль на дорогу.

– И какой нежный возраст для такого солидного опыта! – заметил он медовым тоном.

Кобыла рванула вперед, ненароком пришпоренная седоком.

– Сэр, – произнесла Прюденс, – в силу причин, мне неизвестных, вы, кажется, в чем-то подозреваете меня. – Это было рискованно, но ничего другого не оставалось.

Прямые брови поднялись в изумлении.

– Ничуть, мой мальчик. Да и в чем?

– Понятия не имею, сэр. Некоторое время они ехали в молчании.

– Будем ли мы иметь удовольствие видеть в Лондоне вашего почтенного родителя? – вопросил настойчивый джентльмен.

– Не думаю, сэр.

– О, как жаль, – сказал сэр Энтони. – Признаюсь, у меня огромное желание встретиться с отцом столь искушенного юноши.

– Несомненно, мой отец поразил бы вас, сэр! – сказала Прюденс с полной искренностью. – Он совершенно замечательный старый джентльмен.

– В этом я не сомневаюсь, – согласился Фэншо. – Я давно знаю, что жизнь полна сюрпризов.

На мгновение серые глаза встретились с другими серыми глазами.

– Как, например, появление пропавшего виконта, – беззаботно сказала Прюденс.

– Совершенно верно. И как неожиданное появление в Шотландии претендента.

Так вот к чему он клонил... Прюденс задышала свободнее.

Ленивый голос продолжал:

– И – в сущности, как подумаешь, – внезапное появление Мерриотов...

– Для вас – неожиданное, не сомневаюсь. А вот сестра едва дождалась этого момента.

Опасный разговор как будто был окончен. Сэр Энтони пребывал в глубоком молчании.

– А вы, сэр, так и не поехали к себе в Уич-Энд? – спросила наконец Прюденс.

– Нет, мой малыш. Я передумал, коль скоро мне было отказано в вашем обществе.

Она покраснела и чистосердечно посмотрела на него.

– Мне странно, отчего вы так хотите, чтобы и я поехал с вами.

Рукояткой хлыста он провел по шее своего жеребца и слегка улыбнулся.

– Странно? – переспросил он, повернувшись к ней. – Почему же?

В самом деле, когда джентльмен не скрывал своего взора, у него были глаза человека, который понимает все.

– Ну сэр, – Прюденс кротко смотрела на него, – мне кажется, что вы считаете меня скрывающимся мятежником, сторонником претендента.

– Если бы вы им и были, – заметил сэр Энтони, – разве я непременно должен был отказаться от вашей дружбы?

– Я думаю, что вы добропорядочный виг, сэр.

– Надеюсь на это, малыш.

– Я не участвовал в последнем восстании, сэр.

– Я и не обвиняю вас в этом, мой дорогой мальчик.

Лошади перешли на шаг.

– Но если бы участвовал, сэр Энтони... Что тогда?

– Вы можете быть уверены в моей дружбе. Как тепло стало у нее на сердце! И как жаль, что он не знает всего...

– Вы очень добры, сэр Энтони, – по отношению к безвестному юноше.

– Мне кажется, я вам как-то сказал, что чувствую к вам странную склонность. Одно из тех чувств, которые не всегда можно объяснить. Если вам будет нужна помощь, я хочу, чтобы вы обратились ко мне.

– Я должен поблагодарить вас, сэр. – Она не могла найти других слов.

– Возможно, у вас был случай заметить, мой дорогой юноша, что друзья зовут меня Тони, – сказал он.

Она наклонилась к стремени и произнесла нечто неразборчивое. Когда она выпрямилась, лицо ее было залито румянцем, но, может быть, причина была в том, что она слишком сильно наклонилась.

Новый лорд Бэрхем отнюдь не был склонен искать уединения, которое, как можно было бы предположить, приличествует джентльмену, ожидающему исполнения больших надежд. Наоборот, он появлялся везде, где только представлялась к тому возможность. Никто из вращавшихся в изысканном обществе не мог долго оставаться в неведении в отношении существования сего блестящего джентльмена. Он везде оказывался в центре внимания. Возможно, ему не хватало роста, так как, в конце концов, он был отнюдь не великан, но это возмещалось магнетизмом его личности. Стоило ему только войти, и все глаза невольно обращались в его сторону. И дело тут не в нарядах, хотя они были великолепны, и не в осанке – всегда горделивой и внушительной. Многие говорили, что их притягивал сам его взор – стоило лишь ему взглянуть на кого-либо, и человек сразу чувствовал это.