– Прости, что и тебя втянула.

– Тут и правда похоже на ад. Зато в хорошей компании.

– Если уж выбирать, с кем встретить конец всему, я бы выбрала только тебя.

– За красивую задницу, да? Это моя тайная сила.

Она выдавила улыбку.

– Ты меня насквозь видишь.

– Моими ягодицами можно орехи колоть, – заявил Фаиз. – То есть ты не обязана их потом есть, но…

– Я тебя люблю, – сказала она. – Хватит меня смешить. Позови обратно Кару. У меня еще работа есть.

Он нашел Кару в их с Ксаном каюте. Они оба плавали над койками, Ксан азартно пересказывал какое-то шоу, Кара слушала со скучливым вниманием – эту мину старшие сестры носили на лице с доисторических времен. В нынешней обстановке от столь нормального зрелища теплело на душе. Фаиз прокашлялся, и девочка обернулась к нему с откровенной радостью, а Ксан столь же откровенно расстроился.

– Доктор Окойе готова? – спросила Кара так жадно, что Фаизу опять стало не по себе. Он скрыл тревогу.

– Готова. Извини, что помешал. Мне надо было кое-что с ней обсудить.

– Ничего, – сказал Кара. – Но мне надо идти.

Фаиз подтянулся к дверной раме, и девочка вылетела в коридор. Когда она проплывала мимо, у него в который раз закружилась голова: его вестибулярный аппарат утверждал, что Кара не плыла налево по коридору, а головой вперед падала вниз. Фаиз ухватился за скобу, сделал несколько вздохов, и ощущение прошло.

– Вам плохо? – спросил Ксан.

– Нет. Просто… никак не привыкну к невесомости. Я вырос в гравитационном колодце, и кое-что в меня вшито накрепко.

– Да, я слышал, – сказал Ксан и, перевернувшись, коснулся потолка, чтобы уйти к полу.

Трудно было понять, что выражает его лицо. Он несколько десятилетий прожил маленьким мальчиком и, имея взрослый опыт в сочетании с детской структурой мозга, был не ребенком и не взрослым. Как и его сестра. Невозможно видеть в них детей – и не видеть невозможно. Ксан прищелкнулся к палубе магнитными подошвами и повернулся свободно, словно в поле тяготения.

– А ты как? – спросил Фаиз. – У тебя все хорошо?

– Я беспокоюсь за Кару, – сразу отозвался мальчик. – Она каждый раз возвращается другой.

– Да ну? Как – другой?

– Меняется, – сказал Ксан. – Эта штука, которая ее учит, – она ее еще и переделывает.

Холодок, пробравший Фаиза, не имел отношения к температуре воздуха. Однако он продолжил в том же легком дружеском тоне:

– А во что переделывает, как тебе кажется?

Ксан покачал головой: «Не знаю». И сказал:

– Мы выясним.

Новый Египет принадлежал к молодым колониям – всего пятнадцать лет от первых поселенцев. На его двух планетах хватало пригодных для жизни мест. Школа, в которой ей предстояло жить, как и большая часть поселений, располагалась на меньшей из двух – четвертой от солнца. Тяготение этой планеты – Абассии – было чуть меньше трех четвертей g, а сутки на ней составляли тридцать часов. По не вполне установленным причинам здесь имелось сильное магнитное поле, необходимое для защиты от мощных и частых вспышек на солнце. Даже вблизи экватора можно было полюбоваться великолепным полярным сиянием.

Общее население двух планет не дотягивало до численности лаконской столицы, да еще было размазано по полудюжине маленьких городов и двум десяткам горнодобывающих предприятий. Океан покрывал лишь треть поверхности Абассии, а большая часть континентов была засушливой, хотя возвышенности северного и южного полушария заросли пышным аналогом горных лесов.

Пресвитерианская академия Сохага располагалась в речной долине на юге, в нескольких сотнях километров от «Нувель Эколь», с которой работала по общему учебному плану. Территория учебного заведения занимала чуть меньше тысячи терраформированных и окультуренных гектаров. Здания незадолго до смерти проектировал Альваро Пио, и они значились в топе архитектурных достопримечательностей новых миров.

Тереза разглядывала снимки кампуса с улыбчивой молодежью – ее сверстниками или чуть старше. И пыталась вообразить среди них себя. Пыталась найти себя среди людей на фото.

«Теперь это будет мой дом. Если все сложится».

Однако походило на то, что может и не сложиться.

Вся команда, собравшись в рубке, рассматривала на экране тактическую схему системы Новый Египет. Все внимание – и Терезы тоже – было сосредоточено на корабле, только что проскочившем оставшиеся в шести а.е. позади врата и разгоняющемся в сторону Абассии.

– Подполье не предупреждало о плановых переходах, – сказала Наоми. – Но это ведь обычная беда. Единого графика рейсов не существует, а если бы и существовал, кто-нибудь то и дело норовит проскочить контрабандой.

– А по подписи двигателя что-то есть? – спросил Джим.

– В наших списках ничего похожего, – ответил ему Алекс. – Но это ничего не значит. Может, его строили или меняли двигатель на верфях Бара Гаона или Оберона. И в других системах есть приличные верфи. Теперь не то, что раньше, когда все шло из Сол.

– Знаю, – кивнул Джим.

Алекс увеличил изображение, но все равно корабля было не рассмотреть – черная точка на фоне яркого выброса из дюз. Несколько десятков метров керамики и карбосиликатного кружева за девятьсот миллионов километров. Они и то, что видели, разглядели чудом.

– Вполне вероятно совпадение.

– Да, – проговорил Джим, тоном показывая, что не согласен.

Амос скрестил на груди мощные руки и улыбнулся. Улыбался он просто так. Тереза до сих пор про себя думала о нем как о Тимоти. Тимоти всегда улыбался, даже когда прятался в пещере.

Джим тяжело вздохнул и выдохнул:

– Но если корабль лаконский…

– То вряд ли идет по нашему следу, – закончила за него Наоми. – Мы соблюдали радиомолчание. Даже с местной сетью трансляторов не переговаривались. Если они заранее не знали, что мы направимся сюда…

– Скорей всего, он как раз то, чем кажется, – заявил Амос. – Грузовик везет груз. Или пират. Пират – это тоже хорошо.

– Меня не шансы волнуют, – сказал Джим, – а ставка. Не хотелось бы, чтобы они проследили нас до посадки.

– Я могу сесть, когда космодром окажется на дальней от него стороне, – предложил Алекс. – Прошмыгнем, выбросим Терезу с псиной и выскочим из атмосферы, так что они и взлета не увидят. Даже если следят – не узнают, где мы побывали. И вообще садились ли.

Слушая их, Тереза одновременно прислушивалась к нарастающему в животе ощущению. Похоже на комок. Или на камень. У него и вкус был. Она отстегнулась от амортизатора и толкнулась в сторону лифта. Сама не знала куда, но не могла больше слушать, как экипаж «Росинанта» обсуждает способ от нее избавиться.