– Ты прекрасно выглядишь, – поразился он вполне искренне. – Здорово!

– Спасибо. – Она улыбнулась, как бегемот, прижалась к нему. – Давай переодевайся, нас уже ждут. Мы и так опаздываем.

– Ладно, сейчас…

Если она так благодушно настроена, значит, Дэн ничего не рассказал. Машка притворяться бы не стала, узнай она о его дневных шалостях. Она бы просто порвала его прямо у входа на куски.

А что же Дэн? Не было времени или решил держать его на крючке? Ладно, поживем – увидим.

– Малыш, ты живее, живее! – Она погнала его из спальни, где он оставил свою одежду, игривыми шлепками. – Нас ждут!

– Свои и подождут.

Он поторапливался, запереживав, что старая ведьма может распалиться и зажмет его прямо в душе.

– Не совсем так, малыш. – Она последовала за ним, села на унитаз и принялась жадно смотреть на то, как он моется. – Немного не так.

– Что не совсем так? – Он глянул на нее из под мыльной шапки и едва не застонал, до того отвратительно смотрелась она сейчас. – Мы не едем к Насте?

– Мы едем к Насте, конечно, едем. Но там будут не только свои.

– А кто еще?

Толик подставил голову под мощную струю воды, старательно делая вид, что слушает. На самом деле он не слушал, не думал, не мечтал. Он был сейчас таким опустошенным, таким немощным, что с удовольствием бы, как старый дед, зарылся теперь в теплый плед и подремал бы перед телевизором с газетой или журналом.

Да разве эта кляча позволит? Неспроста она челку зализала, ох неспроста!

Когда он узнал истинную причину ее вечернего выпендрежа, он не знал, радоваться ему или злиться. Он сердито сопел и не смотрел на нее минут десять, пока они ехали. Потом покосился и проворчал:

– Ну, ты, мать, даешь!

– Не ревнуй, лапуля, не ревнуй, – отечески потрепала она его по плечу, поняв все не так. – Мы всегда найдем с тобой время и место. Всегда! Неужели ты и впрямь подумал, что я тебе предпочту этого немощного пердуна?

Да не думал он так!!! Не думал, дура старая!!! И не ревновал он вовсе, глупости какие! Он сначала разгневался, поняв, какую роль при этой старой ведьме будет играть. Какую? Да прежнюю, господи, все ту же! Она ни за что его не отпустит! Потом он обругал себя за все грехи свои тяжкие, толкнувшие его в эти оковы. А потом задумался: что он из всего этого может извлечь?

Оказалось, ничего!

– Ты будешь все время со мной, мой мальчик, если я охомутаю этот денежный мешок, – шепнула она ему в тот момент, когда новоявленный жених извинился и поплелся в сортир.

– Как такое возможно? – гневно зашептал он, с ненавистью рассматривая сгорбленную спину старца, его обвисшую задницу.

И ему потом после этого таракана трахать старуху?! Удавиться можно!

– Ты будешь моим водителем, как и теперь.

Она скользнула кончиками пальцев по его щеке, стараясь быть очаровательной и игривой. От пальцев несло луком и мясом, которые она только что жрала прямо руками. Его замутило.

– А твой жених не будет против? – все еще лелея надежду, спросил Толик.

– Пусть только попробует, – хихикнула старая ведьма.

Но что его немного утешило – без прежней уверенности.

Они пили, ели, танцевали. Старик со своею старухой. Они с Дэном по очереди с Настей. Она пыталась соблюдать приличия, отнекивалась, отбрыкивалась, даже изображала злость, когда они звали ее по очереди на медленный танец. Нехотя соглашалась с одобрения матери и ее старца. Выходила, медленно переставляя шикарные ноги. Клала Толику невесомые руки на плечи и…

И когда он загораживал ее спиной от присутствующих, вовсю терлась о него. И шептала такие распутные слова, что у него уши загорались и нестерпимо ныло внизу живота.

Дэн заметил. Глазами указал ему на выход, когда женщины засуетились с десертом. Увлек его за угол дома, припер к шершавой стене и зашептал прямо в ухо:

– Настю не трогай, Толик. Тронешь – яйца оторву. Понял меня?

– Да я то чё?! – Он рассмеялся принужденно, попытался вывернуться, отступить в темноту.

Дэн не выпустил, схватил за галстук, потянул на себя:

– Светку я тебе прощаю. Она, сучка, мертвого заставит с собой вытворять такое… Да ты сам знаешь! Но Настю не трогай. Она моя девка. Внял?!

– Да я и не посмел бы, Дэн, чего ты?

Он не боялся его в этот момент. Старуха недалеко. Обидеть его не позволит. Да и Дэн при ней не посмеет. Но вот потом! Он чертовски опасен, этот жгучий красавец с ледяными глазами. От него за версту несет смертью. Чего он при этих двух бабах делал? Какую работу выполнял? Каким идолам поклонялся? В то, что он бескорыстно любил Настю и всюду следовал за ней, Толик не верил. Любил бы, никакие Светки ему не нужны были бы. А так…

– Короче, определила ведьма тебя при себе, будь на своем месте. Иначе…

– Иначе что?

Толик сердито теребил галстук, пытаясь вернуть узел на место. Заправлял выскочившую рубашку в штаны. Поправлял ремень. В два щелчка Дэн сбил с него лоск. В один прием и два щелчка. И это он еще толком не старался!

Нет, он опасен. И он не нужен.

– Иначе расскажу ведьме про твои шалости в кабинках для переодеваний, – ухмылялся в темноте Дэн, пятясь к входу. – Знаешь, что она с тобой сделает, если узнает?

Анатолий догадывался. Но просить о молчании не стал. В этом и нужды не было. Дэн пригвоздил его, проговорив напоследок:

– Теперь ты у меня в кулаке, Толечка. Крепенько я держу тебя за яйца, дорогой мой. Очень крепенько. – Он еще сделал пару шагов в темноту и вдруг остановился и вполне дружески проговорил: – Кстати, раз тебе теперь терять нечего, можешь к Светке то наведываться время от времени. Очень ты ей понравился. Жеребец, говорит, какой!..

В эту ночь Машка не ночевала ни у себя, ни у него. Она поехала в машине старца к нему, там и осталась. А Толик, как и в ту злополучную ночь, которая их свела, сидел на скрипучих каруселях во дворе. Смотрел на свои светящиеся окна, он нарочно не стал выключать свет. И думал о том, что судьбу его кто то, кажется, переписывает каждый день набело.

Каждый день… Набело… И ему туда вписать хотя бы строчку никто не позволит. Никогда…

Иванцов смотрел на свое новое отражение в зеркале и ежился в парикмахерском кресле, как от озноба.

– Может… Может, не стоило так коротко? – засипел он неожиданно севшим голосом. – Прямо совершенно лысый.

– Вам не нравится?! – Молодой парень с очень юркими неприятными манерами обиженно надул пухлые губы, помахал в воздухе театрально кистями рук. – По-моему, очень сексуально, брутально. Вам только так и следует стричься. Иначе… Вы просто на гусара какого то похожи!