Тонкими белыми пальцами Антея накинула плащ на траурные вдовьи кружева и извлекла из темного угла усыпальницы широкую черную шляпу с перьями и плотной вуалью.

«Бросила ее здесь, – подумал Эшер, – когда поспешила мне на выручку. А крысы не погрызли, потому что испугались… почувствовали в шелке запах ее волос.»

Они расположились в «Ля Станца». Мягко сияли газовые рожки, кружились танцующие пары.

– В течение многих лет я боялась за Чарльза, – сказала Антея после того, как герр Обер принял заказ. – Отчасти из-за смерти Дэнни, который был нашим слугой еще во времена короля Георга. Его сожгло солнце. Кое-кто скажет: достойный конец для таких, как мы. – Она с вызовом бросила взгляд на Джеймса, но тот смолчал. – А отчасти из-за гибели города. Нет, я не про пожар Лондона – город умирал мало-помалу: там разрушилось здание, здесь посреди улицы возникла станция метро. Исчезло из обихода привычное слово, умер композитор, музыку которого Чарльз любил… Когда-то он часто бывал на концертах, интересовался новизной, но затем…

Официант принес кофе: ей – черный, с пенкой, ему – со взбитыми сливками.

– Вальс теперь выходит из моды? – Она откинула вуаль и поднесла к губам чашку, но не пригубила – лишь вдохнула аромат кофе. На танцевальной площадке дамы невесомо скользили под звуки «Сказок Венского леса», их платья были подобны лилиям шафранные, розовые, светло-зеленые, черные фраки мужчин звучали басовой нотой, пламенели офицерские мундиры.

– Полагаю, да. – Эшер вспомнил, как они вальсировали с Франсуазой. Неуклюжая с виду, в танце она двигалась легко и безошибочно. – Но не для людей моего возраста, – добавил он. – Те, что помоложе, конечно, предпочитают фокстрот и танго.

– Танго. – Она словно бы попробовала на вкус незнакомое слово. – Звучит как фрукт из Нового Света. Если надкусить – сок потечет по подбородку. Когда-нибудь я и этому научусь… – Взгляд ее вновь скользнул по танцующим. – Было время, вальс считался скандалезной новинкой. Признаться, мне тоже так казалось. – Антея улыбнулась воспоминанию. – Эрнчестер тогда еще любил танцевать. Гриппен смеялся над нами. Его ведь всегда интересовало лишь то, что служит убийству. А мы часто бывали на балах. Чарльз… жаль, что вы не застали его прежним.

– Что же его изменило? – Эшер произнес это почти беззвучно, но Антея услышала. Взглянула на него сквозь вуаль и снова отвела глаза.

– Время. – Она огладила изгиб ручки кофейной чашечки – точь-в-точь как это делала Лидия, когда что-то ее тревожило. На Эшера Антея не смотрела по-прежнему. – Жаль, что вы не знали его таким. Жаль, что вы не знали нас обоих.

Вокруг звучала музыка, шаркали подошвы, и тем не менее за их столиком как бы возникла тишина.

– Вы читаете частные объявления в «Таймс»? – спросил Эшер, отвлекши ее от печальных раздумий. Потянулся за своим открытым саквояжем, но был остановлен болью в боку. Просто указал на газету, торчащую наружу. – Точнее: читал ли их ваш супруг?

– Мы все это читаем. – Антея наклонилась и взяла газету сама. – Мы годами, а бывает – десятилетиями следим за тем, что происходит с людьми. Для нас это все равно что романы Бальзака или Диккенса. А ночи длинны.

Эшер развернул страницу и коснулся пальцем того самого объявления.

– Субботний номер, – сказал он. – Вот это, как мне кажется, впрямую связано с его исчезновением. «Юмитсиз» по-турецки означает «лишенный надежды». По-английски возможен вариант «Уонт-хоуп». Эрнчестер знает турецкий?

– Когда-то он был одним из послов короля Карла в Константинополе, еще до того, как мы поженились. Он отсутствовал три года. Разлука показалась мне вечностью. – Антея сухо улыбнулась, осознав нечаянную иронию этой фразы, и добавила: – Да мне и сейчас так кажется, когда я об этом вспоминаю. – Она нахмурилась, сравнивая текст объявления и расписание поездов, найденное ею в ночь исчезновения Эрнчестера. – Но почему? – спросила она наконец. – Что он мог такого ему сообщить, этот Олюмсиз-бей, если Чарльз уезжает, не известив меня? Даже без поддержки Гриппена – у нас еще в запасе было достаточно надежных укрытий. Нам ничего не грозило. Люди проникли в наш дом, да, но они сделали это ночью. Он бы без труда справился с ними. Ночью люди беспомощны. Чарльз знает в Лондоне каждый подвал, каждый закоулок. Допустим, он когда-то хорошо знал Вену, но города со временем меняются, и это очень опасно для тех, чья плоть воспламеняется от лучей солнца. Чем Олюмсиз-бей мог поманить его?

– Те, что обыскивали ваш дом, были наверняка наняты кем-то еще. – Эшер снова сложил газету и расписание поездов. – Исидро говорил мне, что неумершие обычно знают, когда кто-то пытается их выследить. А вы, получается, даже не имеете понятия об этих людях?

Она покачала головой:

– Ни малейшего…

– Стало быть, кто-то навел их на вас.

Вальс кончился. Оркестранты положили инструменты. Седобородый джентльмен галантно подал своей улыбчивой и тоже немолодой уже партнерше экстравагантный плащ из золотистого меха. Антея зачарованно проводила их взглядом.

«Кароли? – предположил Эшер. – Попытка отвлечь внимание графини Эрнчестер, чтобы она не помешала бегству мужа? Да, но тогда он должен знать о вражде между Гриппеном и Антеей, о том, что супруги рискуют утратить покровительство Мастера Лондона!»

Во всяком случае, несомненно одно: негодяев, напавших сегодня на Эшера, нанял именно Кароли.

Появился Обер с черным плащом леди Эрнчестер. Помогая даме одеться, Эшер вновь дернулся от боли. Антея быстро обернулась.

– Рана? – Ее пальцы были по-прежнему холодны, хотя она перед этим долго согревала их о чашку с горячим кофе. – Простите, я не подумала…

– Я и сам о ней забыл, – сказал он. – Позвольте я вас провожу.

Тюль тумана, подсвеченный газом, окутывал статуи и каменные гирлянды зданий Грабена. Тут и там еще сияли окна, за которыми служанки освобождали от корсетов своих хозяек, расчесывали им волосы, приносили ночные рубашки и молитвенники, замыкали в ларцы украшения, чистили бальные туфельки, чтобы затем скорчиться в холодных постелях и забыться сном на несколько часов. Воздух на улице был ледяной, среди безлистых деревьев, стволы которых были, казалось, изрезанны неведомыми рунами, изредка мелькала тень запоздавшего прохожего.

– Доктор Эшер.

Он приостановился, взглянул. Ее лицо казалось несколько смущенным.

– Я понимаю, что ни одна порядочная женщина не попросит мужчину остаться на ночь в своей спальне. – Пальцы Антеи тронули пуговицу на рукаве Эшера. – Но это фарс – думать сейчас о подобных условностях. Старые привычки давно умерли. Вы… останетесь?

Говоря, она смотрела ему в глаза. Странно, но Эшер не чувствовал надвигающейся опасности. Хотя прекрасно помнил, как тщательно смывала вампирша кровь с пальцев, помнил ее нервные торопливые речи, когда она явно боялась остаться в тишине. Ему пришло в голову, что Антея вдыхала аромат кофе, заглушая таким образом запах его крови.