стоя ближе к двери, слышал, как девочки шушукаются в коридоре. Лена молчала, и мне показалось, что она «переваривает» новую информацию или принимает её. Было видно, что одна часть её принимает новые советы и даже новых друзей, которые резко и стремительно ворвались на её территорию, а другая же сопротивляется.

– Ну что решаешь? Дальше таблетки пьём или начинаем новую жизнь? Я, кстати, как на ноги встану, начну бегать и хочу выступать за сборную Московской области. Есть такая мечта пробежать марафон.

– Ты? – удивлённо спросила Лена и встала с кровати.

– Ну да, я. И что, что я инвалид! Я в себя верю и думаю, что всё у меня получится, – говоря это, Максим поднял часть правой ноги, как бы доказывая, что у него присутствует только её часть, и улыбнулся.

– Ну если у тебя получится, стало быть, и у меня должно получиться тоже. И как это я раньше не могла додуматься, что проблема в реальности только во мне и во мне, а не в ком-то другом.

Говоря последние слова, Лена начала улыбаться и посмотрела в потолок с улыбкой.

– Слушайте. Вот вы пришли, и мне даже легче как-то стало. Я имею в виду на душе, какое-то облегчение, что ли. Я прямо поверила в себя. А как вас зовут-то? Я даже и не представилась, и вы мне имена свои не назвали.

Далее мы начинаем просто беседовать, разговаривать о жизни. Оказывается, мы с Леной ходили в один детский садик в детстве, а потом она переехала из Химок в Москву с родителями. Проблема её телосложения начала проявляться классе в четвертом, а дальше она сама всё только ухудшила неправильным питанием и отсутствием какого-либо движения, ибо, по её же словам, с жирными в её дворе никто дружить не хотел, а менять себя она, увы, не захотела.

На следующий день мы договорились погулять все вместе после обеда, чтобы вырваться из больничных стен.

День выдался на редкость тёплым, и мы пошли гулять в больничный парк, как это делали раньше. Я заметил, что Дима больше тяготел к Лене, и решил дать им возможность выговориться, а сам помогал передвигаться на кресле Максиму. Мы подошли к скамье, и я предложил Максу проехаться чуть дальше, а Дима и Лена остались разговаривать дальше.

– Как думаешь, они подружатся? – спросил меня Максим, развернувшись ко мне вполоборота.

– Думаю, да, – кивнул я.

– Я тоже так думаю.

– Слушай, мы с тобой как старики едем, медленно и соблюдая все правила ПДД, давай ускоримся, что ли? – предложил я, и в этот момент перешёл с умеренного шага на чуть быстрое ускорение.

– Круто, – ответил Максим, хлопнув в ладоши, и начав имитировать звук ускорения мотора, рукой как бы переключая скорость. – Поддай газу, – прокричал он мне, как бы увеличивая громкость своего голоса.

Я начал бежать чуть быстрее и почувствовал лёгкую отдышку, я уже и не смотрел под ноги, зная, что мы бежим по асфальту, не обращая внимания на маленькие лужи. Ветер дул прямо в лицо, что придавало нашему маленькому путешествию небольшого драйва и скорости.

– Ещё добавь скорости, давай, давай, – подбадривал меня Максим, и мы всё ускорялись и ускорялись.

Впереди я заметил большую лужу и решил прокатиться сквозь неё на скорости. Я разогнался ещё больше и, поджав ноги, чуть приподнялся над ручками инвалидной коляски. Брызги резко пошли в сторону, а мы же в это время с моим штурманом начали громко смеяться, и каково же было наше удивление, когда мы поняли, что остановились практически посредине лужи, ибо нам формально не хватило газу и скорости хода. Я не хотел мочить ноги и поэтому не опускал их в воду, а Максим просто смеялся во всё горло, так как я нависал над ним и требовал дальнейших указаний.

Он сам начал медленно выруливать, при этом отряхивая руки от грязи с колёс, мы двинулись в сторону ближайшей скамейки, Максим продолжал смеяться, а я дал ему свой платок, чтобы он вытер руки.

– Классная поездка, ничего не скажешь, – возвращая мне платок и улыбаясь, ответил Максим.

– Ну да, не как какие-то там пенсионеры или инвалиды-колясочники.

– Ну да, слушай, я тут подумал. Может, давай, когда я протез надену, наконец-то увидимся уже. Всё же с тобой весело общаться.

– Да, можно, – ответил я, и мы пожали руки, как бы скрепляя данное обещание, и кивнули в знак этого обязательства.

– Я буду за тебя болеть на соревнованиях, – смотря на коляску, пророчески произнёс я и поймал паузу, как бы представляя, что мой новый друг сделает скоро шаг в новую, вернее, в несколько ускоренную жизнь.

– Да, спасибо большое, но мне ещё нужно встать на ноги.

Максим задирает штанину правой ноги и показывает остатки своей ноги, вернее то, что было ногой. Зрелище не из прекрасных. Кожа, обтянутая, словно тесто, которое вот-вот положат в духовку: бледное и без признаков жизни.

Я киваю ему и выражаю на лице сочувствие.

– Это ещё ничего, я такого насмотрелся, когда лежал после операций. Лене лучше про это не говорить. Странная всё-таки жизнь, да? Чтобы осознать «что-то», что воспринимаешь как данность, нужно сначала это «что-то» потерять, понять, что не сможешь это получить ни за какие деньги или блага, а далее мучение, боль страдание и разочарование. И ведь не вернуть время, когда ты это «что-то» теряешь! Вот я, до того как потерял эту ногу, жил и души ни в чём не чаял, а как случилась эта жуткая история, всё переосмыслил, если бы не эта чёртова авария, может, и также просто плыл по течению, не замечая всего, что происходит вокруг.

– Авария, а ты не рассказывал.

– Это ещё ничего, – опять же показывая на ноги, ответил Максим. – Я же в тот день всю семью потерял: и мать, и отца, и сестру. Я не знал, что дальше делать, как жить, как что начинать? Благо бабушка есть и родная сестра матери, они, конечно, помогают.

Я молчал и пытался подавить внутри себя какое-то любопытство или разобраться в ситуации. Я просто подошёл к своему другу и положил ему на плечо свою руку.

– Так что Лена меня вчера повеселила сильно. Это было весело: я жирная, и значит, тупая корова. Надеюсь, мы смогли ей вправить мозги и её проблему решить, ты сам как думаешь?

Я не услышал его вопроса, а продолжил стоять над ним, держа руку на его плече, и пронзительно смотреть в его глаза. Он почувствовал моё сострадание, но убрал мою руку с плеча и просто