были по-прежнему в наручниках, но я сумел присесть на самом краю открытых дверей микроавтобуса.

— Где я? — Мой вопрос вызвал взрыв хохота у охранника.

— Это ад, ты в аду, — убедившись, что я пришел в себя, он рывком выдернул меня из полутемного чрева микроавтобуса, давая мне упасть на пыльную землю. От падения у меня потемнело в глазах, нос и рот забились пылью, вызывая болезненное чиханье. Охранник отдал команду на китайском, чьи-то руки приподняли мою голову и потянули за плечи, помогая сесть.

— Держись милая, это еще не самое страшное, — женский голос был приятный с еле заметным незнакомым акцентом. Открыв глаза увидел руки, подняв взгляд уперся в лицо молодой девушки восточной внешности.

— Вставай, я помогу тебе, если не идти, они могут потащить силой, — девушка, поднатужившись, подняла меня на ноги. Уняв головокружение, посмотрел по сторонам, опираясь на сердобольную помощницу. Первое впечатление, что пришло в голову было с лагерем сирийских беженцев «Заатари», — те же палатки и бараки на огромной территории. Правда на этом общее с «Заатари» заканчивалось — это место было оцеплено по периметру тройным рядом колючей проволоки, известной в народе как "путанка'.По всему периметру располагались наблюдательные вышки, находясь друг от друга примерно на расстоянии ста метров.

— Что это за место? — вырвалось у меня, по-прежнему опираясь на плечи молодой женщины.

— Лагерь для уйгурок Сяодун, пошли, нам нельзя отставать, если не хотим привлекать внимания. — Девушка крепко обхватила меня руками, — шагай, я не дам тебе упасть.

Всего в этом микроавтобусе привезли восьмерых вместе со мной. Кроме нас двоих впереди плелись, понурив головы еще шестеро молодых женщин, среди которых в глаза бросалась совсем молоденькая девчушка лет пятнадцати. Только я открыл рот, чтобы спросить у своей спутницы, что это за лагерь и почему мы здесь, как один из охранников, недовольным голосом приказал остановиться нам двоим.

Подозвав к себе другого охранника, он дал ему указания парой фраз. Китаец грубо дернул мою спутницу за руку, едва не уронив меня на землю.

— Нас ведут в отряд усиленного режима, — пояснила моя самаритянка, послушно меняя курс за охранником. Остальные шестеро проследовали в сторону палаточного лагеря, а мы, вслед за китайцем, двинулись в сторону здания ангарного типа. Таких зданий было три — одно было поменьше и находилось в середине, два побольше — по бокам. Все три здания были отгорожены от остального лагеря решетчатым забором минимум в три метра в высоту. Перед забором, охранник подошел к пульту на стойке и ввел код — еле слышное гудение прекратилось, и дверца открылась.

— Забор под током, — шепнула мне девушка, помогая протиснуться в узкую калитку, удивляя меня своей наблюдательностью. Закрыв калитку, охранник снова набрал код на пульте с внутренней стороны ограды — гудение возобновилось. Мы подошли к зданию справа — оттуда вышли два охранника с пистолетами в кобурах и седовласый китаец в белом халате. Он что-то сказал охранникам, которые подошли к нам и грубо вырвали меня из рук моей спутницы. Я слышал, как женщина что-то торопливо говорила на китайском, но седовласый китаец, проигнорировал ее слова. В руках он держал шприц-пистолет, мои попытки уклониться от инъекции оказались безуспешны — тело словно предало меня, сил не оставалось совсем. Последнее слово, что я услышал перед тем, как на глаза навалилась тяжесть, было русское «здравствуй» с невероятно ужасным акцентом.

Лампа на потолке горела ослепительно: открыв глаза, зажмурился, маленькие светлячки плясали в глазах почти минуту.

— Очнулась, я думала они тебя убили? — голос показался знакомым. Повернув голову направо, увидел вчерашнюю девушку, лежащую на хирургическом столе, абсолютно голую.

— Почему ты голая? — это был глупейший вопрос, но ничего у много в голову не пришло. Обратил внимание, что руки и ноги девушки надежно зафиксированы толстыми кожаными ремнями.

— А сама ты в одежде, — невесело усмехнулась девушка справа. Приподняв голову, понял, что та имела в виду- я был в чем мать родила обладательницу этого тела. Руки и ноги также были надежно прихвачены ремнями. Теперь стало понятно, почему лампа на потолке так слепила — это был встроенный медицинский светильник. Не ответив девушке, попробовал освободить руки, но мои усилия не принесли успеха.

Бесполезно, я пробовала, а я то посильнее тебя, — подала голос соседка. На это заявление я внутренне ответил «хрена с два», а в слух спросил:

— Какого хера мы голые и привязанные? Нас, что насиловать собираются?

— Нет, и поверь изнасилование в нашем положении было бы не самым худшим. Мы в лагере Сяодун, а этот отряд, как я поняла, для экспериментов над женщинами. Меня зовут Фатима Демирель, я турчанка, как тебя зовут, ты американка?

— Нет, русская, зовут Александра. Ты о каких экспериментах говоришь, сейчас не Гитлер у власти. Может тебя кололи наркотиками? — мой вопрос прозвучал грубо, но Фатима явно несла бред.

— Гитлер может и умер, а идеи его живы, — Фатима хотела сказать еще что-то, но отворилась дверь в нашу операционную, заставив ее замолчать. Вошедших было двое, в хирургических костюмах, с масками на лице. Узенькие щелочки глаз пытливо оглядывали комнату.

— Немедленно освободите меня, я гражданка России, вы пожалеете, что со мной связались, — мои крики не возымели эффекта. Мужчины неторопливо раскладывали медицинские инструменты на небольшом столике, вполголоса переговариваясь на китайском. После двух безуспешных попыток, я замолчал — с таким же эффектом можно было разговаривать со стеной. Один из докторов подошел к операционному столу Фатимы, нажал на кнопку на боковой панели — из панели выдвинулись две стойки, поднялись и замерли, трансформировав операционный стол в гинекологическое кресло. Преодолевая сопротивление, мужчина зафиксировал ногу в стойке, затем повторил те же манипуляции со второй.

— Что они собираются делать? — На мой вопрос Фатима повернула ко мне голову, страдальческая улыбка делала ее совсем некрасивой.

— Стерилизовать, — невыносимой болью прозвучало единственное слово. Что было дальше я не видел, спина второго врача заслонила от меня происходящее. Но короткий вскрик девушки я слышал так сильно, словно мне в ухо кричали по рупору. Врачи провозились с Фатимой не больше десяти минут, затем манипуляции со стойкам для ног провели в обратном поорядке.

«Только развяжите мне одну ногу, заставлю вас пожалеть», — мысленно поклялся, готовясь одной ногой отправить обоих в глубокий нокаут. Что будет дальше, меня не интересовало, в данный момент я жаждал смерти этих эскулапов.

Меня ожидало глубокое разочарование: словно угадав мои мысли, один из врачей достал из аптечки лекарство и набрал его в шприц, улыбнувшись уголками глаз.

— Я не буду сопротивляться, не колите меня, — судорожно дергаясь попытался воззвать к совести на русском