Сейерс прекрасно сказала о такой вещи, о которой мало говорят и которую мало понимают. Легко себе вообразить, что вы «служите обществу», потому что ваше дело пользуется популярностью, по крайней мере, на данный момент. Но вы, быть может, уже перестали служить обществу – вы используете его, потому что одобрение людей вам приятно. Но если вы делаете свое дело так хорошо, что по благодати Божьей оно помогает другим, которые вас никогда не отблагодарят, или тем, кто придет после вас и будет делать то же дело лучше, тогда вы знаете, что «служите работе» и действительно любите вашего ближнего.

Посреди мрачных замечаний Когелета о бессмысленности труда мы вдруг видим отблеск солнечных лучей. «Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его» (Еккл 3:22). Да, работа есть наша неотъемлемая «доля», и потому удовлетворение в этой сфере необходимо для удовлетворения от жизни. Но как получать удовлетворение в работе, когда столько вещей этому препятствуют? Ответ звучит так: «И если какой человек… видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий» (Еккл 3:13). Как мы можем получить такой дар? Когелет дает нам намек.

Когелет рекомендует нам, если перевести текст буквально, «одну горсть покоя» и противопоставляет ее двум альтернативным вариантам. Это «две горсти» богатства, нажитого «трудом и томлением духа» (стих 6б). Другой вариант – «пустая горсть» праздного глупца, который не трудится вообще (стих 5). Когелет признает, что удовлетворение трудом в падшем мире есть всегда поразительный дар Божий, и тем не менее нам надо стремиться получить этот дар, храня определенное равновесие. Спокойствие без трудов не принесет нам удовлетворения, как и труды без спокойствия. Нам нужны и труд, и покой.

Как нам достичь такого равновесия в жизни – одна из главных тем Писания. Во-первых, для этого надо найти в себе склонность творить идолов из денег и власти и отказаться от нее (см. Еккл 4:4 – «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!»). Во-вторых, для этого нужно поставить взаимоотношения на должное место (см.

Еккл 4:8 – «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него»), несмотря на то, что это может означать зарабатывать меньше («одну горсть» вместо двух).

Однако важнее всего здесь стремление к тому, что находится за горизонтом Книги Екклесиаста. Новый Завет говорит нам, что самый высший источник спокойствия, которого мы ищем, есть Иисус Христос, который, поскольку он совершил за нас тяжкий труд на кресте, может дать истинный покой душам нашим (Мф 11:28–30). Если бы не благовестие Иисуса, мы бы трудились не из радости служить другим, не для удовольствия от хорошо выполненной работы, но чтобы создать себе имя.

Одна из причин, по которой работа становится и бесплодной, и бессмысленной, есть выраженная склонность сердца сделать работу и приносимые ею блага главной основой смысла жизни и идентичности человека. Когда это происходит, работа уже не позволяет создавать и показывать порядок в творении, как сказал бы Кальвин, или быть инструментом Божьего провидения и удовлетворять важнейшие потребности человека, как сказал бы Лютер. Вместо этого она просто позволяет выделиться на фоне моих ближних, показать миру и доказать самому себе, что я особенный. Тогда работа есть средство для обретения власти и безопасности и управления моей судьбой. Наблюдения Когелета так часто справедливы: «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!» (Еккл 4:4).

Резкий переход, в результате которого труд из благодарного служения нашими дарами превращается в невротическое создание нашего самоуважения, нигде так не очевиден, как в первых одиннадцати главах Книги Бытия. В двух первых главах этой книги труд есть радостная забота о творении ради него самого и ради Бога (Быт 1:28, 2:15). В главе 4 технология стала средством обретения власти. А в главе 11 мы находим знаменитую историю о строительстве вавилонской башни.

Там говорится о двух причинах того, почему ее начали строить. В стихе 3 люди, поселившиеся в Сенааре, говорят: «Наделаем кирпичей и обожжем огнем», – и повествователь комментирует: «И стали у них кирпичи вместо камней». Кто-то научился обжигать кирпичи, и это был шаг вперед по сравнению с прежними методами строительства. Это означало, что теперь они могут строить гораздо более высокие здания, чем раньше. Они хотели использовать свои новые таланты и изобретения для строительства большого города. С тех пор люди с самыми креативными новыми идеями продолжают искать города, где можно было бы поэкспериментировать со своими мечтами и попытаться воплотить их на практике. Пока здесь нет ничего плохого.

Однако там говорится и о второй, более глубокой, причине строительства: «…и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (стих 4). Ради чего трудились строители башни? Ради чего наиболее амбициозные работники трудятся сегодня? Стих 4 об этом красноречиво говорит, и мотивация людей с того дня до нашего времени ничуть не изменилась. Это стремление увеличить свою силу, славу и автономию. Но даже их похвальба отражает стоящую за ней глубокую неуверенность. Они строят город, чтобы «сделать себе имя» через свои достижения, но когда у кого-то нет имени, это означает, что он не знает, кто он такой. «Создать себе имя» на библейском языке означает построить свою идентичность. Либо мы получаем наше имя – ту суть, что нас определяет, нашу безопасность, достоинство и уникальность – через то, что Бог совершил для нас и в нас (Откр 2:17), либо делаем себе имя через то, что можем совершить сами. Исследователь Ветхого Завета Дерек Киднер пишет: «Элементы этой истории содержат вневременные характеристики духа этого мира. Это в типичном случае грандиозный проект, о нем возбужденно говорят так, как если бы это было величайшее достижение… В то же время бросается в глаза глубинная неуверенность людей, которые собираются в толпу, чтобы сохранить свою идентичность и контролировать свою судьбу»[116].