Из ярко выраженного матом монолога Сашка поняла, что трогать ее им запретили — ах, ах, очень обидно, извините — приказали!

Ну, она ответила! На том языке, который они понимали и исключительно на котором разговаривали, попутно отведя душу и загнав подальше накатывающую волнами панику, закончив свою речь все тем же вопросом.

— Да пошел ты… туда же, где теперь твой Грым обитается! Что вам от нас надо, козлы недоделанные?

Он ее ударил. В челюсть, кулаком — тяжелым, как кувалда, кулаком.

В голове что-то взорвалось и лопнуло, перед глазами вспыхнули яркие, слепящие веселые солнышки, взрываясь и разлетаясь на миллионы салютных огоньков.

Боль была чудовищной, Сашке показалось, что у нее повылетали все зубы и отскочило полчерепа. Но она не потеряла сознания, не закрыла глаза, только поэтому заметила летящий для второго удара кулак и нагнулась, не успев сообразить, что уклоняется от удара.

Соприкосновения кувалды с нежной девичьей челюстью не последовало.

К ним присоединился дружбан урода-переростка — повиснув на разъяренном другане.

— Бес! Ты что, ох…! Тебя Постный сдаст, как Грыма! Шеф тебя закопает на…! Все! Что ты связался с этой…!

Худосочный висел на медведеподобном друге, как плащ-палатка. Гоблин орал, мычал, матерился, пытаясь скинуть его и добраться до Сашки.

Висевшему на широких плечах сотоварищу удалось как-то доораться до сознания подельника — хотя убей бог, до чего там было докрикиваться, Санька и представить не могла — скважина насквозь, идеальный тоннель, дыра в пространстве!

Тем не менее хлопчик поостыл, уставился на нее покрасневшими тупыми маленькими глазками.

— Убью! — пообещал он ей. — Все равно убью!

Хлипкий тащил его к столу.

Сашка не удержалась.

Как она вообще доктором наук стала, страдая, как выясняется, клиническим идиотизмом! Но она не могла остановиться — не могла, и все!

Что-то подталкивало ее непреодолимое, нечто непонятное, злое. Вот интересно знать что?

— Только конченые больные импотенты сначала связывают женщину, потом бьют!

— А-а-а!!! — взревел утихший было бычара и рванул к ней.

— Дура! — орал в унисон хлипкий, повиснув на другане, теперь уже спереди. Последовали русские складушки в ее адрес и уговоры: — Бес, Бес, нельзя!!! Постный тебя шефу заложит, тот приказал пальцем не трогать!!! Они тебя в расход! Постный приедет через час, разберется с ней и тебе отдаст!

В идеальном тоннеле забрезжил свет понимания, глазки обозначились мыслью-страшилкой о возможной безвременной кончине. Что она вытворяет? Сашка не понимала саму себя! Зачем она провоцирует этого дебила? Что, попытка самоубийства не удалась, нужна помощь?

Как в милицейском протоколе, озвученном Задорновым: «Был застрелен при попытке самоубийства».

Но она не жалела! Наплевать!

Хоть крупица информации — руководит этими придурками некий Постный, в свою очередь подчиняясь неведомому Шефу, который имеет какие-то свои интересы в отношении Александры. И если она правильно поняла, данный Шеф уканопупил некоего Грыма и приказал беречь ее аки зеницу ока!

Серьезный мальчик!

Ну и что это дает? И так было понятно, что нужна она не этим дебилам!

Обстановку разрядил третий участник похищения:

— Что у вас здесь? — Немного матерного фольклора, обрисовывающего ситуацию. — Бес, Скунс, ну на… пошли пожрем, потом с мужиком побазарим.

— Постный приказал без него не начинать! — напомнил пришедший в себя Бес.

— Я смотрю, ты уже начал, — хохотнул третий, еще не обозначенный кличкой.

— Да она сама напросилась! — взревел Бес.

— Он тоже напросился! — завелся теперь и этот «господин».

Сашка помалкивала, прислушиваясь. Вот чего было не послушаться сразу хорошего совета заткнуться?

Братки вышли из комнаты.

Передохнем.

— Сань, — услышала она вполне бодрый и даже очень злой голос Ивана Федоровича Гурова, — ты на учете в психдиспансере не состояла? Или у тебя с перепугу с головой что-то?

— Господи! Гуров, ты в порядке! — обрадовалась Сашка, всматриваясь в его разбитое лицо.

— Я — да! Про тебя такого сказать не могу! Какого хрена ты его провоцировала?! — бушевал он.

— Для получения информации, — пролепетала Сашка.

— Да? — саркастически удивился он. — А мне показалось, тут садо-мазо и я не у дел!

— Прекрати сейчас же! — потребовала Сашка. — Он сказал…

— Я слышал, что они тут все говорили, и ты думаешь, что это стоило того, чтобы получить в челюсть? Через час приедет посредник заказчика для беседы с тобой, ты бы и так узнала все, что тебя интересует!

— Ты прав! Прав, конечно! Я не знаю, чего вдруг меня понесло! Может, это от страха?

— Романова, а ты не могла бы бояться как-нибудь по-другому, без провокаций?

— Я не знаю! Мне еще никогда так страшно не было! Иван, что с нами будет?

— Ну, что… сейчас они вернутся и станут меня бить. Тебя бить вряд ли будут, но возможно, когда прибудет этот Постный, — спокойненько рассуждал Иван. — Может, изнасилуют, получишь незабываемые воспоминания, реализовав заодно свои склонности к мазохизму!

— Да пошел ты! — возмутилась Сашка.

— Если ты обратила внимание, пойти я не могу.

— Зачем ты меня пугаешь?

— Потому что возможен и такой расклад.

— Гуров, нас убьют? — простонала Сашка.

— Пока нет, но динамика хорошая. По крайней мере, относительно меня они имеют такие намерения.

— Что нам делать?! — заорала Сашка.

Вопрос был нелогичен, делать они ничего не могли — она сидела приклеенная скотчем, а он болтался в подвешенном состоянии, причем в самом что ни на есть прямом смысле.

Иван усмехнулся:

— Ничего не делать. Сиди, расслабься, понаблюдай за редко выпадающей женщине приятной картиной избиения мужика!

— Гуров, что ты несешь?

От неопределенности и страха — животного, тупого, который вполз незаметно, проникая везде, сжирая все, даже звенящую боль в челюсти и голове, — Сашка почувствовала, что ее затягивает непролазная, тягучая, как патока, мерзкая паника!

— Александра! — жестко, зло позвал Иван. — Прекрати! Нельзя! Соберись! Еще ничего не кончилось!

— Сейчас, сейчас! — Она боролась, изгоняя из себя панику, страх. — Ты прав, нельзя!

— Ты же Романова! — помогал он ей. — У тебя царская фамилия!

— Да… — прохныкала Сашка. — И чем они закончили!