– Не тревожьтесь, люди добрые. Теперь вы в безопасности. К вам пришли Дети Лона. Бояться вам нечего – если вы, конечно, не ведьмы!

Толпа раздалась, пропуская лошадь, запряжённую в железную клетку на колёсах. Клетка остановилась напротив Бетани. Двое серых плащей грубо проволокли лежащую без сознания ведьму по булыжной мостовой и швырнули её внутрь.

В толпе кое-кто зааплодировал.

Серый плащ в длинных чёрных перчатках поднял гримуар Бетани и положил его в железный ящик. Ящик тотчас закрыли и заперли на замок.

Телега покатила прочь.

«Прости меня, Бетани! Мне так и не удалось тебя спасти…»

Серые плащи, занятые более насущными делами, не обратили внимания на Кару с Таффом. Однако теперь, когда ведьма очутилась под замком, могли и обратить. Надо было бежать!

– Я никого из них не узнаю, – шепнула Кара Лукасу, – но всё равно, это же серые плащи! Если они донесут папе и он пронюхает, что я здесь – он спалит Наев Причал до основания, чтобы меня отыскать!

– И Сафи! – воскликнул Тафф. – Надо вытащить её из тюрьмы, пока они её не нашли!

– Бегите, – сказал Лукас. – Я их отвлеку, если получится.

Однако Лукасу ничего делать не пришлось – их отвлекли и без него. Жители Наева Причала, стекавшиеся на пляж, рассказали о возвращённых детях, и в узкую улочку хлынула лавина: родители, которые пробивались сквозь толпу, чтобы попасть сюда, малыши, зовущие маму, серые плащи, пытающиеся навести порядок, но не готовые к такому хаосу…

Равнодушные ноги пинали и раскидывали Таффовы игрушки.

– Постой тут! – воскликнул Тафф и прежде, чем Кара успела его остановить, исчез в толпе. Вглядываясь в запруженный народом проулок в поисках братишки, Кара увидела миссис Гальт, которая обнимала Лайама так, будто никогда в жизни больше его не отпустит. При виде их сияющих лиц Каре наконец-то сделалось тепло. Да, всё пошло не так, как планировалось, но хоть это она сделала как надо! И всё же её безумно раздражало, сколько людей благодарят за это серых плащей, как будто бы это они вернули им детей!

Тафф выбрался из толпы всего с одной игрушкой: деревянным тайничком, который он показывал Каре на корабле.

– Остальное пришлось оставить, – сказал он. Мальчик готов был разреветься, но сдерживал слёзы. – Это то, что нам понадобится прямо сейчас.

Расспрашивать, зачем, было некогда. Нужно было добраться до Каменного Дома раньше серых плащей. Тюрьма стояла на западной окраине Наева Причала, и Кара знала только одну дорогу туда: дорожку по склону нависавшего над пляжем холма, поросшего бурьяном.

Оттуда, с высоты, им было хорошо видно всё, что творится внизу.

В песок были врыты высокие столбы. Верхушки столбов намазали чем-то маслянистым и подожгли. Под этими импровизированными факелами, точно овцы, теснились горожане, окружённые прямоугольником серых плащей. Любого, кто подходил слишком близко к оцеплению, отпихивали назад тычком посоха с шаром.

Некий человек восседал на массивном чёрном коне, наблюдая за толпой. Люди всё ещё переговаривались, переходили с места на место, а он не собирался говорить, пока не завладеет их вниманием безраздельно. Человек терпеливо ждал. Один за другим жители Наева Причала устремляли на него взгляд. У некоторых в глазах уже читалось благоговение. В конце концов, то был особый человек. Человек, который умел внушать преданность.

– Добрый вечер, заблудшие! – провозгласил самозванец, присвоивший лицо их отца. – Меня зовут Тимоф Клэн, и я явился сюда, чтобы спасти вас всех.

Мама Кары в выражении чувств была сдержанной и соглашалась обниматься и целоваться не прежде, чем закончит сажать ту луковицу, которую держала в руках, или развешивать собранные травы. А вот папа никогда не стеснялся. Увидит, бывало, как Кара бежит по полю, тут же бросит всё, что бы он ни делал: воткнёт топор в пень, уложит плуг на землю, – и ну подкидывать её в воздух, приговаривая: «Месяц ты мой ясный!», любуясь, как маленькая Кара запрокидывает головку и тянет ручонки к небу. Вот почему, хотя Кара отлично понимала, что этот всадник внизу – лишь оболочка её любящего папы, которого она знала когда-то, первым её порывом было сбежать вниз и броситься к нему на шею. Папа – это надёжность, папа – это дом, папа – это всё, по чему она так страшно тосковала.

Но тут он заговорил, и чары развеялись. Её настоящий папа никогда не говорил таким ледяным тоном.

– Мы схватили вашу ведьму, – сообщил Тимоф Клэн. Его голос разносился во все концы пляжа. На нём был безупречно-белый плащ, и лицо, озарённое светом факелов, было свежевыбрито и свежевымыто. – Вы снова в безопасности, как и все те, кто следует Пути.

А позади него в Наев Причал бесконечным потоком втягивались солдаты. Иные верхом, но большинство – пешие.

«Сколько же их, этих серых плащей! – думала Кара. – Неудивительно, что я никого из них не узнала!» Очевидно, среди них где-то были и люди из Де-Норана, но воинство Тимофа Клэна умножилось многократно.

«У него теперь целая армия».

– Может быть, нам стоит пойти туда? – сказал Тафф. – Может быть, когда папа нас увидит, он вспомнит, как он нас любит, и это разрушит заклятие?

– Это не наш папа. Это просто тварь, которая похитила его тело.

– Ну попробовать-то можно? Он же так близко!

– Он никогда ещё не был дальше, чем теперь.

Восток протолкался в передние ряды внезапно загипнотизированной толпы и с тревогой посмотрел снизу вверх на всадника.

– Это я за вами посылал, – сказал он, потирая лысое темя костяшками пальцев. – Я слышал рассказы о том, как вы спасли Фрайнклин от гнусной девки, что превращала сны в кошмары, а деревню Денхольм – от летучей ведьмы, от чьего крика лопались стёкла и кости. По правде говоря, тогда я находил эти рассказы сомнительными, но теперь…

– Ты веруешь, – произнёс Тимоф Клэн. – Это хорошо. Денхольм и Фрайнклин – отнюдь не единственные деревни, которые мы спасли, и к нам ежедневно приходят вести о всё новых пробудившихся ведьмах. Магия распространяется по Миру, подобно чуме.

«Гримуары! – подумала Кара. – Дело рук Риготт!»

Она услышала скрип колёс и устремила взгляд на противоположный конец пляжа. Между двумя идеально ровными колоннами марширующих серых плащей на пляж въезжала вереница клеток на колёсах, таких же, как та, в которую заключили Бетани. Отсюда Каре не видно было лиц пленниц. Она видела лишь смутные силуэты: иные неподвижно лежали ничком, иные прижимались к прутьям клеток…