– Тогда пусть будет так… У тебя убавиться, ей прибавиться неделя жизни.

На миг Ари показалось, что глаза старика блеснули адским пламенем, губы криво усмехнулись. Размахивая тростью и насвистывая, старик двинулся по набережной.

– До встречи, Артур, – послышалось Ари, но старик был настолько далеко, что юноша точно не должен был услышать то, что тот сказал. Да и откуда тот мог знать его имя?

Невольно мурашки пробежались по позвоночнику.

Ари провел его взглядом, пока фигура старика не завернула за угол, и юноша вновь посмотрел на море.

Артур был опустошен. Тяжесть сегодняшнего дня навалилась на него подобно снежной лавине.

Он вдруг почувствовал боль и посмотрел на свои руки. В темноте он не смог разглядеть, что с ними, но выйдя к фонарю, нахмурился. Костяшки пальцев были разбиты. Пальцы плохо слушались. Он с трудом вспомнил, как бил дерево.

Скривившись, Ари побрел назад. Мысли кружились в голове, перескакивая от отрицания, гнева, полного отчаянья и обратно по новому кругу.

Он понял, что стоял возле дома отца, только когда уже был возле его двери. Ари надеялся, что папы не было дома. Но с другой стороны, возможно, он пришел сюда только потому, что как бы они не спорили с отцом, папа был эталоном для Ари и величайшей силой противодействия.

Юноша редко ночевал у отца, предпочитая дом, в котором вырос, но ему так не хотелось возвращаться домой.

Руки дрожали и он не сразу смог попасть в замочную скважину, но повернуть ключ он не успел, отец распахнул дверь.

Ари вскинул глаза на своего невысокого, подтянутого отца, что всегда пытался доказать, что умнее и знает все лучше самого Ари. Как бы папа поступил бы в этой ситуации? Ари нужен был ответ, что ему делать.

– Ари, – тихо произнес отец. – Мне звонила твоя мама. Я знаю, что случилось.

– Папа, – прошептал Ари, и вдруг почувствовал, как сердце сжалось, а горло перехватило. Он сделал шаг вперед, и отец обнял его. Юношу трясло от безмолвных рыданий.

– О, Ари, – выдохнул отец. – Мне жаль. Мне так жаль.

***

Кира дернулась в новом приступе кашля. Маска на лице мешала, но у девушки не было сил даже двинуть руками. Боль пронзала и раздирала грудную клетку. Снова и снова в её грудь словно врывались цепкие когти падальщика и вырывали плоть.

Обезболивающие препараты лишь приглушили боль.

Кира с ужасом думала, что так будет вечно.

“Я устала. Как же я устала от боли. Возможно, боль дана именно для того, чтобы мы желали ее окончания любыми способами, даже если это будет смерть…

Зачем бороться? С чем? С раком, из которого состоят мои внутренние органы? С самой собой?

Это все бесполезно.

Мне дали слишком мало времени, чтобы принять тот факт, что я умру. Слишком быстро…, слишком рано.

Я хочу, что все стало как раньше, но как раньше уже не будет. Никогда. Так и останусь здесь до конца своих дней. В этой чертовой палате интенсивной терапии.

Хорошо хоть жить мне осталось не так уж и много…”

И вдруг боль начала отступать.

Словно отлив океана, мука уходила, отдалялась. Кира подумала, что это конец… Улыбнувшись, девушка погрузилась в блаженный сон.

Воскрешение

Сон Ари был тревожным и совсем не принес ни облегчения и ни отдыха. Услышав, как прозвенел будильник отца, юноша с облегчением понял, что можно вставать.

– Привет, – поздоровался с ним папа.

– Привет, – эхом ответил Артур, сворачивая постельное белье с дивана. Он чувствовал напряженное молчание между ним и отцом.

– Подожди, я приготовлю завтрак… Я сейчас посмотрю, остались ли яйца… – отец почесал затылок, заглядывая в холодильник.

– Не стоит. Я куплю что-то по дороге…

Дмитрий Демидович выглянул из-за дверцы холодильника и с облегчением вздохнул.

– Ох. Хорошо. А то я дома почти не ем. Я хочу с тобой поговорить, сын…

Взгляд Артура стал хмурым.

– Не надо, папа.

Отец проигнорировал его слова и продолжил:

– Я бы не хотел, чтобы ты продолжал общаться той девочкой…

– Это не твое дело, – огрызнулся юноша, развернулся и, собрав вещи, выскочил из дома.

Артур не знал, что ему делать. В больницу ехать было рано. Да и что он смог бы сделать? Как он смог бы помочь?

Казалось, что вся злость в нем выгорела, оставив после себя пепелище. Медленно юноша побрел к остановке.

Ари решил поехать туда, где он чувствовал себя на своем месте, там, где он делал все, что от него зависит и это приносило плоды. В свой родной бойцовский клуб.

Пока он ехал, огонь внутри груди начал разгораться.

Ари вспоминал каждую минуту проведенную вместе с Кирой. Внутренности сжимались и выкручивались.

Теперь все встало на свои места. Теперь было понятно, почему она была такая… сумасшедшая. Сложно представить, что она чувствовала, когда узнала, что стоит на пороге смерти.

Родной клуб, встретил его пустыми залами – никто не хотел заниматься ранним утром. Ари не обратил внимания на любезные причитания менеджера и скинул уличные кроссовки в угол возле ринга.

Куртка слетела с плеч и с шуршанием упала на пол. Ари подошел к тяжелой груше и голой рукой ударил по ней. Груша покачнулась. Сладка боль разлилась по рукам. Эта глухая боль от удара разбитыми костяшками отрезвляла, и мозг словно группировался: все становилось четче.

Ари ударил снова.

Менеджер схватил перчатки и помахал ими перед носом Ари. Глаза боксера сверкнули недобрыми огнями, и менеджер отшатнулся.

Ари все продолжал бить и лупить по груше. “Несправедливо!”

Удар.

“Этого не может быть! Только не Кира!”

Удар.

Он только осознал, что любит ее.

“Ненавижу! Ненавижу!”

Удар!

Удар!

Еще удар! И рывок.

“Черт! Черт! Черт!”

Ари бил и бил.

Медленно зал наполнялся людьми. Солнце поднялось по небу и стало светить в окна.

Артур потерялся во времени. Редкие занимающиеся косо поглядывали на сумасшедшего боксера, что калечил свои руки и без устали бил по груше. Черт! Черт! Черт!

Ари не мог остановиться.

Вдруг груша треснула, и юноша с удивлением обнаружил, что рука погрязла в песке. Песок начал осыпаться из дыры маленькой струйкой на пол.

Артур нахмурился, лицо пронзила гримаса боли. Глубинный рык перемешался с криком.