— Одному и тому же человеку.

— Да, Франц.

Возможно, виной всему сумерки, а может, узнавая нечто новое, мы начинаем видеть все иначе — как бы то ни было, но мне казалось, будто я вижу, как из человека передо мной постепенно проступает Франц. Он словно отбросил маску и сбросил обличье, которое носил все эти годы.

— И знаете это лишь вы один? — тихо спросил он.

— Да.

Над морем одиноко и тоскливо закричала чайка. Я не лукавил — я в одиночку восстанавливал ход этого преступления и распределение ролей, и моими инструментами были лишь отпечатки пальцев и превосходное воображение, хотя логикой я похвастаться и не могу.

Он убил Джулиана в ту ночь, когда повез его в больницу, скорее всего, во время ссоры, не в силах совладать с приступом ревности. Я предположил, что Джулиан, желая заставить Франца без борьбы отказаться от Хелены, и впрямь наплел ему, будто позвонил ей, признался в том, что он брат-близнец Франца и что он ее обманул. Но Хелена якобы сказала, что нужен ей он, Джулиан, и никто больше. Джулиан соврал. До нашего с ней разговора Хелена и не подозревала, что встречается сразу с двумя близнецами. Тем не менее Джулиан не сомневался, что она предпочтет его, потому что в делах сердечных он сильно опережал своего мрачного брата Франца. Я предположил, что Франц, обезумевший от ревности, вытащил «люгер» и застрелил Джулиана. Потом, ошалев и не думая о последствиях, он написал Хелене сообщение, что убил Джулиана, у которого, как он думал, завязался роман с Хеленой. Впрочем, вскоре к Францу вернулось самообладание, и он понял, что если правильно разыграет карты, то еще сможет вернуть Хелену. Он отыскал место, где можно подъехать поближе к морю, снял с покойника одежду и бросил тело в воду. После этого Франц вернулся в Массури, оставил в комнате одежду Джулиана, его телефон и прочие вещи, а на следующее утро сообщил о его исчезновении, сказав, что Джулиан еще до рассвета ушел купаться. Хотя версия о том, что Джулиан утонул, была вполне правдоподобной, Франц понимал, что если мы прознаем об их ссоре, то наверняка захотим познакомиться с ним поближе, поэтому стер сообщение, которое отправил Хелене. Он также стер из памяти телефона информацию об исходящих звонках Виктории — а ведь она видела, как он той ночью возвращался домой один. Вероятно, он придумал какое-нибудь объяснение и хотел преподнести его Виктории, а заодно попросить не рассказывать ничего полиции, чтобы не усложнять дело. Но, встретившись в полицейском участке в Потии со мной, Франц понял, что мы свяжемся с сотовым оператором и докопаемся до сообщений и сведений о звонках. Затем, выяснив, что я разговаривал с Хеленой, он приехал к скалолазному маршруту на утес Одиссей. Увидев там меня с Викторией, Франц почувствовал, как сети вокруг него стягиваются.

И пришел в отчаяние.

На руках у него оставался лишь один козырь: тело Джулиана пока еще не нашли. А ДНК у них с Джулианом одинаковая, так что если труп и обнаружат, то решат, будто это Франц. Единственное решение — сделать так, чтобы Франц Шмид исчез, перестал существовать. И тогда он инсценировал самоубийство. Позвонил мне с пляжа и рассказал обо всем так, чтобы не оставалось сомнений. Он намекнул, что Джулиан, возможно, не умер, а заключен «в любовную тюрьму». Франц специально придумал такую загадку, над которой требовалось поломать голову: ему нужно было время, чтобы добраться до Палеохоры, однако того, что мне понадобится несколько дней, он не ожидал. После разговора со мной Франц оставил в машине одежду и мобильник, босиком дошел до берега и выбросил в море «люгер», чтобы мы, найдя пистолет, окончательно поверили в версию о самоубийстве. По кромке воды Франц добрался до утесов, а оттуда направился в Палеохору. Весь путь занял у него чуть больше часа. Ночью, да еще и в шторм, было маловероятно, что он встретит кого-то, по крайней мере, его уж наверняка никто не запомнит.

— Ты взял с собой плед, но в Палеохору шел одетый и уж точно обутый, — сказал я, — куда ты дел одежду и обувь?

Франц снова ослабил хватку, и обмотанный желтой лентой конец веревки пополз к его руке.

— В Хоре бросил, — ответил он, — в мусорный контейнер рядом со стеной крепости. И туда же выкинул упаковку от рвотного и слабительного. Перед тем как приковать себя в подвале, я принял таблетки — именно поэтому я и выглядел так, когда вы меня нашли. Еле добежал до подвала — а там меня пронесло по полной, да и блевал я сильно. Я-то думал, вы меня быстро найдете.

— Ты все время сидел в подвале?

— Днем да, иначе меня бы из Хоры кто-нибудь увидел или туристы заметили. Но ночью я выходил на улицу, подышать.

— И разумеется, наручниками ты себя приковал, только услышав, что тебя идут «спасать». Кстати, куда ты дел ключ от наручников?

— Проглотил.

— А больше ты ничего не ел, пока там сидел? Неудивительно, что ты похудел.

Франц Шмид коротко рассмеялся:

— Четыре килограмма сбросил. Если ты и так худой, это заметно. Когда я понял, что вы ни о чем не догадались, я совсем отчаялся и стал звать на помощь. А к тому моменту, когда меня нашли, я уже совсем сорвал себе горло.

— У тебя был какой-то незнакомый голос, — вспомнил я, — значит это потому, что ты связки сорвал.

— Меня никто не слышал, — сказал Франц.

— Тебя никто не слышал, — повторил я.

Я вздохнул. Обвязка перетягивала артерии, и ноги почти утратили чувствительность. На то, чтобы признаться, у него имелось две причины. Во-первых, он, возможно, все равно собирается сбросить меня на утесы. А во-вторых, сознаться во всем начистоту бывает приятно. Переложить собственный поступок на чьи-то плечи. По этой причине исповедь — одно из популярнейших церковных таинств.

— И ты зажил жизнью брата, — сказал я.

Франц Шмид пожал плечами:

— Мы с Джулианом знали друг дружку как себя самих, поэтому все оказалось даже проще, чем можно было ожидать. Я обещал Хелене вернуться и уехал домой. Там я держался подальше от тех, кто нас хорошо знает, от коллег Джулиана, родственников и друзей. Замкнутость и несколько странных эпизодов списали на потерю памяти из-за травмы, которую мне пришлось пережить. Сложнее всего дались похороны: мама утверждала, будто сошла с ума от горя, потому что ей кажется, что я — Франц. А когда все начали говорить речи, я понял, сколько народа меня любило. После похорон я, то есть Джулиан, уволился и вернулся на Калимнос. Мы с Хеленой сыграли скромную свадьбу. С моей стороны пригласили одну маму, вот только она не приехала. Она считает, что я украл Хелену у Франца и что Хелена Франца предала. До рождения Фердинанда мы почти не общались, но потом я отправил ей фотографии Фердинанда, и мы стали перезваниваться. Так что поживем — увидим.

— А Хелена… Она ничего не знает?

Франц Шмид покачал головой.

— Зачем вам это? — спросил он. — Вы отдали мне веревку, другой ее конец привязали к себе, а теперь в открытую заявляете, что убей я вас — и никто ни о чем не узнает.

— Лучше ты мне ответь, Франц. Не тяжко тащить такую ношу в одиночку?