Она потянула за шнур пальцем, согнутым крючком, и, легонько толкнув Сенлина, сказала:

– Да, мне он тоже показался похожим на летающий… хм… флюгер.

Это хорошо, что она его постоянно дразнила. Подначки сбивали его с излишне серьезного настроя.

И все же он покраснел и отступил на шаг. Он обрел утешение в уроке, объясняя, как заставить воздушного змея нырять, взмывать вверх и плавно подниматься. Она слушала, тренировалась и кричала на змея, как на плохо обученную собаку. Сенлин предоставил ей свободу действий и постарался не давать непрошеные советы.

Очень скоро воздушный змей запутался в ветвях яблони. Столкновение случилось, когда Мария запаниковала, увидев, как змей пикирует с высоты прямиком на одинокое дерево. Слишком взволнованная, чтобы прислушиваться к указаниям Сенлина, она сильно дернула леер, и это лишь заставило красный снаряд двигаться к цели быстрее.

Авария его не расстроила. Он за много лет изничтожил стаи воздушных змеев. Мария была сентиментальнее. Она настояла на том, что этот талисман надо спасти. Сенлин предложил – как ему казалось, весьма разумно – подождать, пока порыв ветра не освободит змея. Может, он немного порвется, но отремонтировать его нетрудно.

Мария заявила, что сама его достанет, и, пока Сенлин протестовал, сняла туфли и носки, подоткнула юбку выше колен и вскарабкалась на дерево.

Сенлин с трудом мог это признать, но его взволновало зрелище голых ног, обвивших ветку. Несмотря на подозрения, которые позже охватили город, их свидания были достаточно целомудренными.

Нога Марии дернулась, когда она попыталась достать змея. Сенлин вынудил себя не грызть ногти. Миг спустя она распутала леер, скользнула обратно и спустилась вместе со змеем. От грубой коры на руках и коленях появились ссадины. Она их не заметила. Она повеселела от приключения и лишь рассмеялась, споткнувшись о корень, невидимый в густом клевере.

Она была красива самой беспечной и подлинной красотой.

Он набрался смелости сказать то, ради чего все это устроил.

Он встал на колено в клевере. Он взял ее за руку, как будто та была леером воздушного змея, и ее лицо парило над ним, а солнце озаряло ее темно-рыжие волосы. Она вдруг стала такой безмятежной.

Воздушный змей никогда не паникует. В тот раз и Сенлину удалось.

Он не мог поверить, что это случится – только не здесь. Они ни за что не заклеймят женщину. Это же башня, ради всего святого! Во всяком случае, испытание заставило его усомниться в нравственности и здравомыслии коллег-туристов. Как могла бы измениться башня, если бы туристы не притаскивали с собой недуги и пороки! Сенлин знал, что в башне есть местные жители, которые никогда не ступали на землю. Вот их-то умы были естественным образом возвышены окружающей средой, пропитанной изобретательским духом и стремлением к лучшему. Их влияние победит. Разум возобладает!

Он отказался утешать Эдит, потому как не верил, что она и впрямь в опасности. Скоро придет ответ, и их освободят. Он похлопал ее по руке. Это был своего рода знак спокойного ободрения, который он предлагал нервным ученикам в первый день занятий. Его похлопывание говорило: «Ну что ты, что ты! Все не так уж плохо».

Эдит была слишком ошеломлена новостями Сефа, чтобы заметить это жалкое подобие утешения.

Несмотря на его уверенность в том, что администратор быстро отзовется на их протест, наступила ночь, а ответа все не было.

Клетка, которая раньше казалась выставленной напоказ, теперь ощущалась до странности уединенной. Проступили звезды, как морозные узоры на стекле. Взошла луна, узенькая словно ремешок. Они поели сухарей и поделили воду; их молчание как будто усиливало шум Рынка внизу. От многочисленных костров поднимались звуки флейт, скрипок и барабанов. Песни переплетались, как музыка полевых сверчков.

Вечерний холод заставил пленников прижаться друг к другу в поисках тепла. Эдит прикрыла их колени чрезмерно пышными юбками. Осознание того, что ее могли заклеймить, приглушило прежнюю разговорчивость. Шли часы, и Сенлин чувствовал, как иссякает ее источник оптимизма. У него в голове вертелись слова Сефа. Он не мог понять сказанное, и это его грызло. Он спрашивал себя: что кроется за деспотическими правилами Салона?

– Эта одержимость каминами не кажется тебе странной? – спросил он, нарушая тишину. – Они не настаивают на том, чтобы мы мыли посуду или подметали полы. Нам нужно только разжигать огонь. У этого должно быть фактическое обоснование. Может, это связано с движением воздуха или согреванием труб…

– Это всегда было частью сценария, – сказала Эдит и подвигала плечом, прижимаясь к нему. – Не важно, о чем пьеса, огонь в камине надо поддерживать. Раньше я об этом помнила.

– У тебя на уме были другие вещи.

– Но ты-то не забыл.

– Только по привычке. Всякий раз, когда моя жена теряла меня в пабе или на вечеринке, ей надо было лишь проследить за дымоходом. Меня тянет к каминам. Того, кто занят разжиганием огня, не дергают.

– Когда выберешься отсюда, найди дымоход и встань рядом. – Тон подсказывал, что это шутка, но, ощутив, как Сенлин вздрогнул, она прибавила: – Уверена, с ней все в порядке.

– Поездка была моей идеей, – признался он. – Я хотел посмотреть на башню. Я привел нас сюда. Почему я так хотел привести ее сюда?

– Что гласит старая поговорка? Мы стремимся в башню, как вода в сток, – ответила она насмешливо-официальным тоном. – Ты другого ожидал, да?

– Описания в книгах нравились мне больше. Ты когда-нибудь бывала выше, в Купальнях или дальше? В Новом Вавилоне?

– Это самая высокая точка, до которой я поднималась. – Она поковырялась в изодранном тюле юбок. – И когда-либо поднимусь.

– Да ладно… – сказал он, похлопывая ее по руке. Даже ему самому жест показался снисходительным. Он перестал хлопать и вместо этого нежно сжал ее руку. – Мы здесь надолго не задержимся. Тебе надо вернуться домой и избавиться от мужа, а мне – пойти дальше и разыскать жену.

Мария провела рукой над клавишами и вдоль края пюпитра, по только что отполированной верхней доске пианино. Она с изумлением повернулась к Сенлину:

– Как ты…

Сенлин подтащил к ней скамеечку и врезался в стойку для шляп. Стойка зашаталась, но не упала. Для пианино с трудом нашлось место в тесной гостиной.

– Его привезли из Бромберри на прошлой неделе. Боюсь, немного старовато. Я купил его в твоей консерватории. Они освобождали место для новых инструментов.

– Пианино, Том. Ты даришь мне пианино! – Она села и опробовала клавиши, все еще не веря глазам.

– Я знаю, что большинство мужчин дарят кольцо, когда делают предложение. – Он пожал плечами. – Но я подумал, что если ты когда-нибудь будешь жить здесь, то для счастья пианино пригодится больше.

Она окинула комнату взглядом, понимая, что та изменилась: