Его мысли постоянно возвращались к Эдит, к ее лицу, исказившемуся от мучений, к садистскому отсчету сестры и отталкивающему, но знакомому запаху горелой плоти… Он ее бросил. Она сама так хотела, но это не уменьшало его вины. Его терзали муки совести: «Ты ее бросил, потому что испугался. Ты ее бросил, потому что с ней тебе делалось неуютно». Так все и было. Так и было.

Но что он мог сделать? Чего бы он добился, оставшись, кроме клеймения и изгнания для самого себя? И все же, если бы Сенлин узнал, что другой человек в другой палате бросил Марию так же, как он бросил Эдит, ни за что не простил бы негодяя.

Впервые в жизни ему пришлось столкнуться с ужасным фактом о себе. Да, он был застенчивым, нервным и немного лицемерным, но его порок заключался в другом. Он всего-навсего трус. Башня это доказала. Он струсил, а поплатилась Эдит.

После трех часов медленного продвижения и угрызений совести Сенлин наконец-то оказался в начале очереди. Ему оставалось только дождаться, пока напористая женщина с птичьей клеткой закончит отвечать на заученные вопросы агента: «У вас есть скоропортящиеся товары? Вы собираетесь зарабатывать деньги во время пребывания в Купальнях?» Все шло гладко, пока агент не попросил ее снять чехол с клетки. Она возразила. Он настоял. Она решительно отказалась, мотивируя это тем, что ее птица чрезвычайно чувствительна, а сама она – состоятельная дама, чей муж наделен чуть ли не сверхъестественной политической властью. Настроение агента заметно испортилось, и темный козырек его шлема опустился, прикрывая глаза, как будто он сильно нахмурил брови, не желая оборачивать все в шутку.

Повинуясь тайному сигналу, появился еще один агент и перегородил женщине проход. Он без колебаний сдернул с клетки чехол с миленьким узором из желтых цветочков. Его совсем не удивило, когда обнаружилось, что птицы в клетке нет. Клетка была набита банкнотами. В ней наверняка поместились сотни мин – маленькое состояние. Сенлин невольно вытаращил глаза.

Пустые угрозы женщины быстро переросли в раболепство: она принялась хлопать густо накрашенными ресницами и кокетливо вильнула точеными бедрами. Это было гротескное представление. Агент, не тронутый зрелищем, схватил ее под локоть и увел прочь. Удаляясь, ее голос становился все выше, достигая высоких, панических октав. Сенлин подумал о пытке, которая ее ожидала, и волосы встали дыбом.

Затем Сенлина толкнули вперед, за ограждение, и агент спросил, что он будет декларировать. Недолго думая, Сенлин снял ботинки, распаковал тонкую стопку больших бумажных банкнот, всего шесть мин и двадцать шекелей, его собственное маленькое состояние, и пересчитал на стойке. Он покорно отдал пять процентов в протянутую руку агента. Когда его попросили предъявить портфель для досмотра, он быстро подчинился.

На дне болтался «Популярный путеводитель».

– Меня ограбили, – объяснил Сенлин.

Эти сведения не произвели впечатления на неулыбчивого агента. Он направил Сенлина к дверям в конце туннеля, быстро дернув подбородком. Отделившись от бунтующей толпы, Сенлин побрел в Купальни, где отовсюду падали лучи света.

Свет ослеплял. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, каким образом солнечный свет попадает в просторное помещение, где расположен еще один город Вавилонской башни – Купальни. На потолке повсюду сияли прямоугольные вентиляционные отверстия.

– Шахты, наверное, сотни футов в длину, – пробормотал Сенлин.

Он мог только вообразить, какие хитроумные приспособления с зеркалами потребовались для такого подвига. Дальше свет рассеивали многочисленные зеркальные шары, некоторые размером с карету, подвешенные к выкрашенному в синий цвет потолку. Эффект напомнил Сенлину, как солнце освещает стены приливной пещеры, отражаясь от воды. Все здесь блестело и переливалось. Это было красиво.

По обе стороны мощеного пешеходного бульвара возвышались трех– и четырехэтажные здания, между которыми не было ни одного переулка. Фасады пастельных тонов были изукрашены замысловатыми белыми карнизами, из-за чего дома выглядели как праздничные торты. Здесь разместились театры, танцзалы, рестораны и отели. Туристы были одеты согласно разнообразной моде родных государств: в короткие куртки для верховой езды и бриджи, в затейливые кимоно, в тоги и одеяния из кожаных лент. Но среди шикарной толпы Сенлин время от времени замечал голые спины и бритые головы ходов, которые, согнувшись и шаркая ногами, тащили тяжелые джутовые корзины. Таможенники не то сопровождали, не то погоняли бедолаг через орды состоятельных туристов, которые рассеивались перед ходами, словно боясь заразы. Сенлин вдруг понял, что в Салоне ходов не было. Как же им удавалось незаметно проникать на третий уровень? Он вспомнил замечание Голла о том, что в башне есть тайные пути. Наверное, ходы перемещались по менее публичным дорогам. И вряд ли это было приятное занятие.

Широкая улица закончилась тупиком, уткнувшись в совершенно круглое и сапфирово-синее водохранилище. Его размеры ошеломляли, и Сенлин задался вопросом: выкачали ли эту воду из глубоких водоносных слоев под башней или направили вниз из облаков, которые неизменно окутывали ее самую высокую часть? Неподалеку от берега рос тростник с белыми пушистыми кистями. Среди высокой травы чистили перья и пронзительно кричали стаи светлых фламинго. В центре водохранилища к потолку вздымался завитый спиралью шпиль, сужаясь к вершине, словно раковина моллюска. Повсюду росли гиацинты, и плющ изливался из каждой двери и окна, цеплялся за каждую поверхность. Среди зелени струился пар. Кованые пешеходные мостики соединяли курящийся шпиль с береговой линией. Арочные знаки над мостиками сообщали: «Один шекель за посещение знаменитых Фонтанных источников».

Водоем – судя по всему, главную достопримечательность, – окружали кабинки для переодевания. Брусчатый искусственный берег кишел купальщиками, молодыми и старыми. Чуть дальше от берега механические бегемоты с определенными интервалами открывали и закрывали пасти, выстреливая из глоток струи воды, к величайшему удовольствию множества детей.

Вот эту чудесную башню Сенлин ожидал увидеть, вот это место подходило для медового месяца! Он недооценил убожество и опасность более низких кольцевых уделов, но в равной степени недооценил и красоту Купален. Они великолепны! Он жалел лишь о том, что не может разделить момент с Марией. Она бы так обрадовалась, увидев все это.

Сенлин шел вдоль кромки воды, петляя между участниками пикников, шезлонгами и душевыми кабинками. В воздухе сильно пахло дюжиной разновидностей мыла. От ароматов зудело в носу. По привычке он высматривал любое красное пятно. Абсурдно думать, что она будет носить шлем всегда. Может, его вообще украли. Сенлину нравилось представлять, что она устроилась в гостиничном номере со всеми удобствами и ждет – может быть, прямо сейчас стоит на балконе, откуда открывается вид на этот берег, не знающий приливов, и думает о нем. Может быть, она нашла пианино и развлекает гостей душераздирающей игрой и волнующим голосом…

– Вижу лицо человека, который нуждается в гостеприимстве!

Веселый баритон заставил Сенлина вздрогнуть от неожиданности. Он посмотрел вниз и обнаружил, что стоит очень близко к полосатому шезлонгу, на котором возлежит купальщик – крупный мужчина с грудью как бочонок.