– Я тут. И да, я могу хранить секреты. Если только вы не собираетесь сказать мне, что кого-то убили и прячете тело в этом сарае.

Теперь была его очередь молчать, но мне не пришлось спрашивать здесь ли он – я слышал его хриплое дыхание.

– Ничего подобного, но это большой секрет. Поговорим завтра. Ты кажешься добропорядочным. Боже милосердный, надеюсь я прав насчёт этого. Посмотрим. Так, теперь скажи мне: на сколько вы с отцом влетели?

– Вы имеете в виду, сколько мы потратили? Не очень много. В основном продукты. Кажется, всего пару сотен. Я сохранил чеки…

– Плюс твоё время. Если ты собираешься помогать мне, всё должно быть оплачено. Как тебе пять сотен в неделю?

Я был ошеломлён.

– Мистер Боудич… Говард… вам ничего не нужно платить мне. Я рад…

– Трудящийся достоин награды за труды свои. Евангелие от Луки. Пять сотен в неделю, и если всё пойдёт хорошо, бонус в конце года. Согласен?

Чем бы мистер Боудич ни занимался до пенсии, но явно не рытьём канав. Он владел тем, что Дональд Трамп называл искусством заключения сделки, а это означало, что он мог позволить себе преодолеть возражения. И мои возражения были довольно слабыми. Я дал слово Богу, но если мистер Боудич хотел платить мне, пока я держу это слово, я не видел в этом никакого противоречия. К тому же, как постоянно напоминал отец, мне нужно было думать о колледже.

– Чарли? Мы договорились?

– Если это всё, думаю, да. – Хотя, окажись он всё-таки серийным убийцей, я бы не стал хранить его секреты за пять сотен долларов в неделю. Это стоило бы не меньше тысячи. (Шутка.) – Спасибо. Я не ожидал ничего…

– Я знаю, – перебил он. Мистер Боудич был мастером перебивать. – В некотором смысле ты довольно обаятельный молодой человек. Добропорядочный, как я и сказал.

Я задался вопросом, изменил бы он мнение, узнав, как мы с Бёрдмэном однажды прогуливали школу и нашли мобильный телефон в Хайлэнд-Парк, по которому позвонили и сообщили о бомбе, заложенной в начальной школе Стивенс Элементари? Его идея, но я согласился с ней.

– На кухне есть банка для муки. Ты мог видеть её. – Я не только видел ее, он говорил мне о банке, хотя мог забыть. В тот момент он испытывал сильную боль. Там лежат деньги, сказал он, затем добавил, что она пустая. Сказал, что забыл об этом.

– Конечно.

– Возьми оттуда семьсот долларов: пятьсот – твоя первая еженедельная плата, и двести на текущие расходы.

– Вы уверены…

– Да. И если ты думаешь, это взятка, чтобы подсластить какую-нибудь возмутительную просьбу… это не так. За оказываемые услуги, Чарли. За оказываемые услуги. Насчёт этого ты можешь быть совершенно откровенен со своим отцом. Насчёт того, что мы можем обсуждать в будущем, – нет. Я понимаю, что о многом прошу.

– Если это не преступление, – сказал я, затем уточнил: – Не тяжкое преступление.

– Ты сможешь прийти в больницу к трём?

– Да.

– Тогда желаю приятного вечера. Пожалуйста, погладь Радар за меня, глупого старика, которому следовало держаться подальше от той лестницы.

Он повесил трубку. Я немного погладил Радар по голове и пару раз провёл рукой от макушки до хвоста. Она перекатилась на спину, желая, чтобы я погладил ей брюхо. Я был рад услужить. Потом я пошёл на кухню и снял крышку банки для муки.

Она была забита деньгами. Сверху был ворох купюр, в основном десятки и двадцатки, несколько пятёрок и однодолларовых. Я достал их – на столе образовалась изрядная куча. Под россыпью банкнот были перевязанные лентой пачки пятидесяток и сотен. На лентах фиолетовыми чернилами было написано: «ПЕРВЫЙ ГОРОДСКОЙ БАНК». Пачки я тоже вынул, пришлось немного расшевелить их, потому что они были плотно втиснуты в банку. Шесть пачек пятидесяток, по десять купюр в каждой. Пять пачек сотенных, также по десять в каждой.

Радар вошла в кухню и сидела рядом с миской, навострив уши и глядя на меня. «Ни хрена себе, девочка. Тут восемь тысяч долларов и это не считая то, что россыпью».

Я отсчитал семьсот долларов из кучи на столе, расправил их, сложил и убрал пачку в карман, который заметно оттопырился. В кармане было по меньшей мере в десять раз больше денег, чем я когда-либо держал в руках. Я взял перевязанные стопки и начал укладывать их назад в банку, затем остановился. На дне были три маленькие гранулы, красноватые. Я уже видел одну такую раньше, в аптечке. Я высыпал их на ладонь. Мне показалось, они слишком тяжелые для пулек, и если моя догадка была правильной, то это во многом объясняло источник доходов мистера Боудича.

Я решил, что это золото.

4

Я не поехал на велосипеде, прогулка вниз по холму до нашего дома занимала всего десять-двенадцать минут, но тем вечером я задержался. Мне нужно было подумать и принять решение. На ходу я продолжал трогать оттопырившийся карман, проверяя, на месте ли деньги.

Я мог рассказать папе о звонке мистера Боудича, о его деловом предложении. Показал бы ему наличные: двести – за то, что мы потратили, и пятьсот – мои. Мог попросить его положить четыреста на счёт колледжа (который случайно оказался в Первом городском) и приносил бы ещё четыре сотни каждую неделю, пока работаю на мистера Боудича… что могло продлиться всё лето или, по крайней мере, до августа, когда начинался футбольный сезон. Вопрос в том стоило ли говорить папе сколько денег оказалось в банке для муки. И, разумеется, об этих золотых «пульках». Если они были золотыми.

Входя в дом, я уже принял решение. Лучше умолчать о восьми тысячах долларов в банке для муки и об этих «пульках», которые не были пульками. По крайней мере, до разговора с мистером Боудичем на следующий день.

– Привет, Чарли, – крикнул отец из гостиной. – Как собака?

– В порядке.

– Рад слышать. Бери «Спрайт» и стул. По «Ти-Си-Эм» идёт «Окно во двор»

Я взял «Спрайт», вошёл и выключил звук.

– Мне надо кое-что тебе сказать.

– Что может быть важнее Джеймса Стюарта и Грейс Келли?

– Как тебе это? – Я вынул пачку денег из кармана и бросил на кофейный столик.

Я ожидал удивления, внимания и настороженности. Но увидел любопытство и ухмылку. Папа считал, что мистер Боудич, прячущий деньги