Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне надо в город! — она твёрдо смотрела в глаза Нонне. — Дайте мне ключи от газели, — и добавила после паузы: — Пожалуйста.
Да, ей поверили, однако это вовсе не означало, что стоит ждать безоговорочной поддержки. В конце концов, сейчас уже почти ночь, все устали.
— Во-первых, за руль моей машины сажусь только я, — довольно холодно ответила Нонна. — Во-вторых, ты одна никуда не поедешь.
— Это моё дело.
— Нет больше твоих дел. Теперь все дела — наши. Привыкай. Мы как мушкетёры: один за всех и все за одного. Только так и никак иначе. Я отвезу тебя в город, и сама постараюсь всё выяснить, чтобы ты лишний раз не светилась.
— Я с вами, и это не обсуждается, — встрял Ярослав.
— Мы все поедем, — заключила Инга. — А про мушкетёров мне понравилось. Кто из нас Д, Артаньян?
— Можно я? — поднял руку Вадик, словно ученик в классе.
Марине было не до шуток, но легкомысленное поведение Инги и Вадика немного разрядило внутреннее напряжение — так, что стало полегче.
Через несколько минут газель уже выезжала с территории коттеджного посёлка. «Дворники» расчищали лобовое стекло от дождевых капель, урчал двигатель. Марине казалось, что машина движется ужасно медленно, ей хотелось сказать Нонне, чтобы та вдавила педаль газа в пол, однако здравый смысл, хоть и с трудом, но всё же пробивающийся сквозь пелену тревоги, подсказывал, что следует сохранять благоразумие. «Спокойствие, только спокойствие!» — крутились в голове слова известного сказочного персонажа. Впрочем, эта мантра не слишком помогала.
— Куда конкретно едем? — спросила Нонна, не отрывая взгляда от дороги.
— Сначала к сестре, — Марина назвала адрес и добавила: — Хотя, я уверена, что она не дома. Если так, поедем на станцию скорой. Там есть человек, которые поможет всё выяснить. Василий Иванович. Сегодня как раз его дежурство.
Она прильнула к окну, вгляделась в дождливый мрак, в котором, будто мрачные великаны, проступали чёрные деревья. Ей мерещилось, что среди этих лесных сосен и елей таятся чудовища. Их не видно, но они наблюдают.
Как и предполагалось, Татьяны дома не оказалось. Поехали на станцию скорой. За Василием Ивановичем Нонна отправила Ингу, остальные остались в Газеле, дабы лишний раз не подвергать себя опасности быть обнаруженными. Марина изнывала от неизвестности, выдержка стремилась опуститься к нулю по шкале терпеливости. Был бы салон Газели комнатой, ходила бы из угла в угол, не находя себе места. Ожидание ей казалось пыткой.
Но вот и Василий Иванович — забрался в машину вслед за Ингой. Повезло, что был не на выезде.
— Марина, что происходит? — он был предсказуемо встревожен. Даже не поздоровался.
— Мне нужна помощь. Таня…
— Да знаю я. Твою сестру час назад бригада Антонова забрала. Она была без сознания, её в больницу отвезли. Я звонил туда, она в реанимации, состояние стабильно тяжёлое. Пока неясно, что с ней. Я и тебе, чёрт возьми, раз сто пытался дозвонится! Что с твоим телефоном? — от возмущения, с его пышными усами, он стал похож на агрессивного моржа.
— С телефоном проблема, — рассеянно отозвалась Марина. В её голове огненными буквами горели слова: «состояние стабильно тяжёлое!» — Что вообще с Таней случилось?
— Неизвестно, — вздохнул Василий Иванович, потупив взгляд. — Её мужик один обнаружил, в скорую позвонил. Она просто лежала на асфальте в переулке.
Марина подумала, что могла бы и не задавать этот вопрос. И так понятно, что случилось с сестрой — мрази напали! Взяли, суки, и напали на девушку, которая даже не подозревала об их существовании! И как это расценивать? Как месть ей, Марине, посмевшей прыгнуть в кроличью нору?
— Сама понимаешь, в реанимацию тебя не пустят, — Василий Иванович взял её за руку. — Можешь, конечно, съездить в больницу, но тебе сообщат тоже самое, что я сообщил. Я буквально десять минут назад туда звонил.
Марина поникла, всхлипнула, жалея себя и сестру. Хотелось прильнуть к Василию Ивановичу и разреветься в голос, как маленькая девчонка. А потом вдруг стыдно стало за эти слёзы и она, резко выдохнула, расправила плечи. Отчаяние сменилось злостью, как в те времена, когда она выползала из болота страха и уныния после нападения наркомана.
— Я раздобуду телефон, — в её голосе появились ледяные нотки. — Буду вам звонить. А вы постоянно узнавайте, как там Таня.
— Разумеется, — кивнул Василий Иванович. — А теперь давай, рассказывай, что вообще происходит. То, что ты попала в беду, и так понятно, но хотелось бы конкретики.
— Вам лучше этого не знать, — встряла Инга.
Он зыркнул на неё гневно.
— Девочка, я сам разберусь, что мне знать, а что не знать! — прошёлся взглядом по салону. — Кто вы вообще? Марин, кто эти люди?
— Они мои… друзья. И да, Василий Иванович, вам действительно лучше не знать, что происходит. Уж простите. Это в целях вашей же безопасности. Вы для меня как родной, не хочу, чтобы с вами случилось тоже, что и с Таней.
А вероятность такая была, Марина это чётко сознавала. Уже то, что она встретилась с Василием Ивановичем, подвергало его опасности. Кто знает, вдруг, решив ей отомстить, хозяева мразей решили уничтожить всех близкий для неё людей? В этом был какой-то лютый, тупой смысл, который хоть и с трудом, но укладывался в голове.
— Ладно, — поморщился Василий Иванович. — Не хочешь, не рассказывай. Но знай, Марин, если понадобится моя помощь, я всегда помогу. Всё, мне пора. Работа, — он взглянул на Нонну, верно расценив, что она главная. — Берегите её, ясно? Если с ней что-то случится, клянусь, я разыщу вас и…
— Вам пора, — прервала его Нонна. — У вас работа, не забыли?
Наградив её суровым взглядом, Василий Иванович вышел из Газели. Нонна обратилась к Марине:
— Я понимаю, всё в тебе сейчас требует поехать в больницу, но там мы можем угодить в ловушку. Не исключено, что нападение на твою сестру, это часть их плана, чтобы выманить тебя. Да и нас заодно.
— Мне больно, Нонна, и я очень, очень сейчас злая, но мозги я ещё не растеряла, соображаю, что к чему, — процедила Марина, сжав кулаки. — Мы не поедем в больницу. Поедем в парк, к театру. Хочу пообщаться с духом города.
— Что ж, в парк так в парк.
* * *
К театру прибыли, когда время уже приближалось к полуночи. Свет фонарей с аллеи с трудом пробивался сквозь завесу дождя и едва озарял полуразрушенную старую сцену и пожухлую