На площади перед дворцом уже собрались дружинники Всеволода и Мстислава. Их лица были суровы. Островерхие шлемы, щиты и кольчуги воинов поблескивали металлическим блеском в рыжем свете факелов.

Ночная мгла только-только начала рассеиваться, пробиваемая у кромки неба на востоке первыми лучами восходящего солнца.

Всеволод и Мстислав бегом повели свою дружину из детинца в Новый город, стены которого уже сотрясались от падающих на них больших камней. Сигналы боевых труб звучали со стороны Медных ворот, а также возле Золотых и Волжских ворот. Натужно гудел боевой рог и со стены около Ирининых ворот. Это означало, что отряды русских ратников уже заняли свои позиции на крепостной стене, каждый на своем участке, как и было обговорено заранее.

Разыскав Петра Ослядюковича, Всеволод и Мстислав вместе с ним поднялись на крепостную стену неподалеку от Золотых ворот. Их взору предстала белая равнина, на которой стояли в ряд огромные татарские камнеметы, похожие на сказочных чудовищ. Чтобы подтащить свои катапульты поближе к стенам Владимира, татары ночью проделали широкие проходы в заградительном частоколе.

Возле метательных машин копошились маленькие темные фигурки людей, издали напоминавшие муравьев на фоне белого снега. Деревянные подвижные части катапульт, приводимые в движение десятками расторопных человеческих рук, громко скрипели и стонали, принимая положение, необходимое для запуска очередного каменного ядра. Эти далеко разносящиеся звуки леденили кровь впечатлительному Всеволоду, как и разрушающее воздействие камней, падающих на крепостную стену, которая сотрясалась сверху донизу при каждом точном попадании свистящих каменных глыб. Если камни летели с недолетом, то они отскакивали от скованного морозом земляного вала или падали в ров. Если камни летели выше, тогда они либо срывали тесовую кровлю с бревенчатого заборола, либо обрушивались на крыши домов, стоящих вблизи от крепостной стены.

Ни Всеволод, ни Мстислав, ни Петр Ослядюкович никогда еще не видели таких диковинных боевых машин, швыряющих огромные камни на столь большое расстояние. Камнеметы, которые использовали ливонские рыцари, воюя с русичами, были гораздо меньших размеров. Ни в какое сравнение с татарскими катапультами не шли и баллисты греков, от которых на Русь пришло немало военных новинок.

Не прошло и двух часов, как выпущенный татарами каменный град проломил стену у Золотых ворот и сделал большие бреши в стене близ Медных и Волжских ворот.

С высоты западного вала Всеволод и Мстислав увидели, как заснеженная равнина покрылась многими тысячами спешенных татар, идущими на приступ с громогласным боевым кличем: «Урагх!» В лучах восходящего солнца сверкали изогнутые сабли мунгалов, их круглые щиты и наконечники копий. Словно темный зловещий поток покрыл белые снега, двигаясь к стенам Владимира, заливая низины и перетекая через невысокие холмы.

Петр Ослядюкович велел Всеволоду и Мстиславу защищать Золотые ворота, а сам устремился к Волжским воротам, которые были охвачены сильным пламенем. Поскольку воротная башня в южной стене Нового города была не каменная, а деревянная, татары закидали ее сосудами с горящей нефтью и серой. Все попытки русичей загасить это яростное пламя снегом и водой завершились ничем. Вскоре воротная башня превратилась в гигантский костер, источающий густые клубы черного дыма.

Толпы татар стояли на льду Клязьмы в ожидании, когда огонь уничтожит Волжские ворота и примыкающий к воротной башне участок бревенчатой стены, открыв им путь в город.

Взобравшись по ступеням на самый верх каменных Золотых ворот, Всеволод увидел, что наступающие татары гонят перед собой множество русских пленников, нагруженных жердями, тонкими срубленными деревьями и вязанками хвороста. Подгоняемые татарами пленники швыряли свою ношу в глубокий ров как раз напротив проломов в стене. После чего пленные русичи под ударами татарских бичей возвращались обратно к заградительному частоколу, возле которого лежали груды жердей и хвороста. Кто-то из пленников взваливал на плечи срубленную осину или увязанный в тюк сухой валежник, вновь направляясь к крепостному рву, а кто-то принимался разбирать частокол, колья которого тоже были пущены татарами в дело. Пленников было так много и татары подгоняли их столь безжалостно, что глубокий ров близ Ирининых и Золотых ворот оказался закидан валежником и кольями почти доверху за какой-нибудь час.

Завывая и прикрываясь щитами от русских стрел, татары скопом ринулись по наваленным в ров деревьям к зияющим в стене проломам, они тащили лестницы, с помощью которых пытались преодолеть высоту и крутизну вала. В проломах тесным строем стояли русские ратники, заслонившись продолговатыми красными щитами и ощетинившись копьями. Передние шеренги наступающих татар, достигнув гребня вала, не смогли потеснить русичей ни на шаг. От ударов копий и топоров воины Батыя скатывались вниз по склону вала, мертвые вперемежку с ранеными. Однако натиск татар не ослабевал благодаря их многочисленности и железной дисциплине. Татары упорно продолжали карабкаться по заснеженному валу, топча у его подножия своих же убитых. Кровь, брызгавшая из порубленных и покалеченных тел, большими пятнами алела на истоптанном грязном снегу. Боевой клич мунгалов постепенно стих, поглощенный грохотом и лязгом сталкивающихся мечей и щитов, треском ломающихся копий и стонами умирающих…

Две силы — татары и русичи — старались превозмочь одна другую на узких участках разрушенной стены. Убитых с обеих сторон было так много, что бойцам приходилось рубиться стоя среди лежащих грудами мертвецов. Но если место каждого сраженного в сече татарина тотчас занимали двое новых степняков, то потери русичей были невосполнимы.

Всеволоду было отлично видно с верхушки башни, что со стороны Батыевых становищ все идут и идут конные отряды с бунчуками из конских хвостов и треугольными стягами на высоких древках. На белом снегу эти колонны степной конницы напоминали Всеволоду огромную волчью стаю, раздразненную запахом крови. Численный перевес Батыевой орды был настолько подавляющим, что Всеволод от увиденного совершенно упал духом. Внутри у него все похолодело, его ноги стали ватными, а руки вдруг враз лишились сил.

Ощутив приступ головной боли, Всеволод отошел от каменных бойниц и прислонился плечом к стене. Дружинники обращались к нему, о чем-то спрашивали, но Всеволод им не отвечал. Его разум был словно парализован страхом. Машинально переставляя ноги, Всеволод двинулся вниз по ступеням лестницы, проложенным во чреве мощной каменной башни.

Гридни, недоумевая, последовали было за ним, но Всеволод велел им оставаться на башне. Он взял с собой лишь Хабала.

В голубых небесах блестело солнце, его теплые лучи ненадолго ослепили Всеволода, торопливо идущего по Ситной улице по направлению к Городу Мономаха. За спиной у Всеволода усиливался шум сражения, которое уже перекинулось внутрь Нового города. Враг неумолимо теснил русскую рать.

Мимо Всеволода пробегали какие-то люди, старые и молодые, они спешили с копьями и топорами в руках на сечу с татарами. Это были смерды, нашедшие пристанище от Батыевой орды во Владимире.

Глядя на суровое, побледневшее лицо Всеволода, на его прищуренные отрешенные глаза, Хабал не решался обращаться к нему с вопросами. Гридень видел, что Всеволод спешит к детинцу, и подумал, что князь торопится туда по важному делу.