— Что такое? — Ответ раздался совсем близко, так что командир отшатнулся. Но оглядевшись по сторонам, он так никого и не увидел.

Несмотря на всю храбрость, присущую воинам Гохры, командир не мог заставить себя двинуться дальше и просто произнес:

— Милорд, случилось самое худшее! Дикари напали на нас и уже почти вошли в крепость!

— Я знаю, — раздалось в ответ.

Командир почувствовал прилив ярости. Как же так — Ванон не хочет и пальцем пошевелить, зная, что его люди гибнут под градом стрел?

— Милорд, они все прибывают и прибывают. По-моему, мы не продержимся даже до рассвета, — произнес воин как можно спокойнее, помня, что обращается к больному. — Третий отряд почти уничтожен и пятый тоже. Шестой защищает ворота, но они не выдержат натиска нападающих и упадут. Что нам делать?

— Пусть падают, — ответил граф издевательским тоном. — Какое мне дело до этих ворот? Сдайте заставу обезьянам, мне она не нужна.

— Но, граф! — воскликнул командир потрясенно. Стало ясно, что Ванон сошел с ума, и поэтому захотелось высказать все, что накипело. — Как вы думаете, почему дикари напали на нас? Конечно, они не цивилизованы, но еще с года Змеи существовало негласное соглашение, благодаря которому сохранялся мир. Однако сегодня они пошли на приступ. И все из-за ваших приказов, граф, из-за того, что вы велели хватать семов! Дикари быстро сообразили, куда девались их собратья, и теперь пришли их выручать. Все из-за вас, граф. Вы виноваты в пленении дикарей и в… — Он тяжело сглотнул и закончил: — В их исчезновениях. Пленники один за другим пропадали, и поползли слухи о том, что вы их убиваете. Что… что же вы с ними сделали?

— Я тебе скажу, — прошептал граф спокойным голосом, от которого у воина пробежал мороз по спине, заставив невольно попятиться. — Ты отважный и храбрый воин Гохры, так иди и сражайся. А я предаю крепость в руки Дзарна. У меня есть дела поважнее.

— Милорд! — воскликнул командир резко и отступил еще на шаг.

У него на глазах бесформенная тьма начала приобретать человеческие очертания. Черный Граф Монгуалов, или то, что так звалось, протянул к нему руки. Командир задрожал от страха, потом завопил, но вскоре этот крик смолк.

Темная фигура вновь потеряла очертания и исчезла в недрах башни.

Стафолосская Застава была охвачена пламенем.

Битва почти завершилась. Телами черных воинов были завалены и двор, и коридоры. К небу поднимался густой дым. Последние защитники крепости сгрудились у подножия башен и все еще сопротивлялись, но уже совсем вяло. А погода стояла чудесная. Кроме победных криков дикарей, ничто не нарушало рассветной тишины. Река по-прежнему бежала черной лентой, контрастируя с постепенно голубевшим небом.

Перед тем как защитники крепости покинули внутренний двор, самая жестокая схватка разразилась возле башен.

Командиры отрядов отдавали приказания одно за другим, стараясь сдержать натиск дикарей, накатывавших, словно морской прилив. Командир четвертого отряда уже погиб, сраженный отравленной стрелой, а шестого — скрылся под грудой насевших на него врагов.

— Все к башням! Защищайте нашего лорда! — крикнул предводитель первого отряда, любимец графа. Он был одним из немногих, до сих пор не получивших ни единой царапины и способных сражаться в полную силу.

Стрела ударилась о его кирасу и отскочила. Позади раздался какой-то шум.

— Дикари ворвались в белую башню! — доложил подбегающий воин.

Командир задумался. В белой башне не было ничего ценного, но, захватив ее, враги могли пробраться в черную по подземному ходу. К тому же там содержались близнецы, которыми граф так сильно дорожил.

— Защищайте близнецов! — приказал главный. — Сберегите их любой ценой!

Глотнув воздуха, он повернулся к ближайшему воину и велел:

— Труби в рог! Большая часть крепости потеряна, поэтому мы должны собраться вместе и оборонять башни.

Боец послушно поднес рог к губам, но в этот момент стрела вонзилась ему в шею. Тогда рог подхватил товарищ.

Командир остановился. Голова с каждым дыханием становилась все тяжелее. Он оперся на меч и уставился в прекрасное голубое небо. Над крепостью все еще трепетали флаги — черный Гохрский Лев и белый с золотом герб монгаульского герцога. За них большинство воинов заставы положили свою жизнь.

— За Империю! — крикнул командир, поднимая меч и кидаясь к белой башне. За ним последовали остальные, привлеченные звуком рога. Воины были по-прежнему готовы сражаться за честь монгаулов.

Но предводитель не добрался до ворот башни. Кто-то вцепился ему в ногу волчьей хваткой и повалил на землю. И его высокая фигура тут же исчезла под грудой маленьких тварей. Топор раскроил череп, а нож вонзился в горло.

Узники, запертые в башне, колотили в стены чем попало, требуя выпустить их. Далеко не все камеры были заполнены теми, кого кровавый Черный Граф собирался принести в жертву. В некоторых обитали одни лишь крысы. И все-таки в башне было довольно людно. Из окон пленники видели разворачивавшуюся во дворе битву и подступавшие к ним языки пламени.

Пленники молотили в каменные двери кулаками, скамейками и стульями, пинали их и вопили, стараясь привлечь внимание тюремщика. Весь этот грохот чуть ли не заглушал шум битвы.

— Тюремщик! Тюремщик!

— Что там происходит?

— Дикари атакуют! Крепость пала! Нас всех перебьют!

— Выпусти нас! Выпусти! Дай меч, и я буду сражаться с обезьянами! Клянусь клинком, не убегу!

— Во имя Дзаноса! Если ты нас не освободишь, обезьяны сдерут с нас шкуру!

— Тюремщик! Кто-нибудь! Стена горит! И мы тоже сгорим! Выпусти нас!

В этот гвалт ворвался крик человека, в которого угодила случайная горящая стрела, влетевшая в окошко. Все застыли от ужаса.

Наконец шум все же привлек внимание тюремщика. Он начал подниматься по лестнице, но слишком медленно.

— Открой мою дверь! Выпусти меня! — раздавались отовсюду умоляющие голоса.

— Тише! Тише! — стал кричать тюремщик, приближаясь к каждой двери. — Вас освободят лишь тогда, когда прикажет его превосходительство, но никак не раньше. У меня нет на это права!

— Сейчас не время показывать свою преданность! Выпусти нас, иначе мы пойдем на растерзание дикарям!

— Открывай сейчас же!

Но тюремщик, не обращая внимания ни на мольбы, ни на проклятия, проследовал вместе с двумя воинами к камере, в которой томились Гуин и Ремус.

Они тоже стучали в дверь и кричали, как все остальные пленники. Мальчик будто помешался — снова и снова выкрикивал имя своей сестры. От ударов могучих кулаков Гуина массивная каменная дверь ходила ходуном.