её поймать, а горничная и не пытается, при хозяине она стоит в стороне и молча ожидает указаний. Чашка раскалывается.

Кэрри испуганно вскрикивает, её глаза наполняются слезами. Она сжимается, закрывает рот ладонями.

— Ты чего, Эрри? — теряется Дан. Он искажает её имя.

— Простите! Я не хотела!

— Это всего лишь чашка, — продолжает не понимать Дан.

Если честно, я тоже не понимаю остроты её реакции. Но я видела, как жили дети, как цеплялись за старьё.

Дан быстро сбегает вниз.

Я пытаюсь приобнять Кэрри, но она уворачивается.

— Простите-е-е.

Я понимаю, что девочка уходит в истерику. Дан, видимо, тоже это понимает.

— Эй, — повышает он голос. — Эрри, смотри, как я умею.

Он добивается того, что Кэрри поднимает на него глаза.

Дан подхватывает чайник и швыряет его об пол.

Кэрри не просто вздрагивает. Она подпрыгивает и шарахается назад, с ногами оказывается на белоснежном диване, пачкая его уличной обувью. Я смотрю на неё в лёгком ступоре. Я могу понять, почему она испугалась за чашку — без денег новую не купить. Но почему она испугалась разбитого чайника?!

Чего она испугалась?

Дан становится очень серьёзным. Он шагает к дивану и одновременно присаживается на корточки, оказываясь ниже Кэрри.

— Всё хорошо, Эрри, — заверяет он.

— Кэрри, — поправляю я.

— Ты здесь гостья, Кэрри, — Дан не отвлекается на меня, но исправляется. — Здесь тебя никто не тронет. Здесь ты в безопасности. Тебе понравился горячий шоколад? Давай попробуем разные? С ванилью, с миндалём. С мороженым, м?

Я наблюдаю с всё большим и большим удивлением. Какая-то очень простая воркотня, которая мне бы и в голову не пришла, успокаивает Кэрри. Испуг сменяется любопытством:

— А что такое мороженое? — спрашивает она.

Всё… было настолько плохо?

Но ведь дети осиротели относительно недавно, когда Марк уже был достаточно смышлёным, чтобы начать добывать еду, а их жильё в среднем городе выдавало, что семья не бедствовала. Почему родители никогда не угощали девочку мороженым?!

— Это как горячий шоколад, только ещё вкуснее, — объясняет Дан. — Энни.

— Да, господин.

Дан перебирается на диван, но он не пытается обнять девочку, садится на расстоянии от неё и продолжает болтать, обещая ей перепробовать разные сладости.

Я чувствую себя лишней и сажусь немного в стороне. Ни влезть в их очень странную для моих ушей беседу, ни уйти я не хочу. Я словно обращаюсь в слух и зрение. Я не могла представить, что мужчина может настолько терпеливо утешать ребёнка. Если я, например, начинала плакать, то папа обязательно звал маму, и уже она спрашивала меня, что случилось. Нередко она говорила, что я плачу из-за пустяка и что хорошие девочки из-за пустяков не плачут. Я же хорошая девочка?

Так и тянет выкрикнуть, что я очень плохая, но я молчу.

Горничная приносит поднос, заставленный чашками.

— С ванилью, с миндалём, со взбитыми сливками, — перечисляет она. — С мороженым, с клубникой…

Кэрри оглядывается на Дана, и он, улыбаясь, подаёт ей порцию с мороженым.

— Спасибо! — она тянется попробовать, но замирает. — Ой, а вы почему не едите?

— Я не хочу, Кэрри.

Она расстраивается и отодвигает чашку:

— Тогда и я не буду, — вздыхает она.

Дан хватает первую попавшуюся чашку и делает демонстративный глоток:

— С тобой вместе я выпью. Энни, приготовь гостям комнаты в крыле.

— Да, господин.

Чтобы не расстроить Кэрри, я тоже беру порцию, хотя на меня почти не смотрят, чему я только рада. Только что моё представление о мире и жизни в очередной раз изменилось. Я увидела, как ещё бывает.

Когда горничная возвращается, Дан очень аккуратно отсылает Кэрри с ней — умыться, привести себя в порядок.

Мы остаёмся с глазу на глаз, и Дан молниеносно вспыхивает.

— Терпеть не могу эту приторную дрянь! — заявляет он мне и, крутанувшись на пятках, скрывается в глубине дома.

Я с недоумением смотрю ему вслед. Зачем мне знать, что ему не нравится шоколад? Мне, кстати, нравится, и я с удовольствием допиваю не только свою порцию, но и вторую, с клубникой.

Ждать, когда за мной спустится Энни, я не вижу смысла. Едва ли она единственная служанка в доме, а значит, я найду, кто меня проводит. И не в выделенную мне комнату. Хотя за окном вечер, и я устала после тяжёлого дня, я не смогу расслабиться, пока не вернётся Марк. Чем бестолково шарахаться от стены до стены, ежеминутно выглядывая в окно, лучше пойти в библиотеку.

Снять концертный зал — это отлично.

Но с чем я буду выступать?

Пока я буду ждать, я сочиню первую пару песен. К концерту же надо подготовить минимум десять.

Глава 26

Отыскать библиотеку не составляет труда —  меня послушно провожает случайная горничная.

Мне не нужны книги, я сажусь за рабочий стол, где меня ждут писчие принадлежности и стопка листов бумаги. Дан модник до корней волос —  писать мне предстоит серебряным стилом, увенчанным лунным камнем, а бумага хрусткая, белая, будто срез с сугроба, сияющего в солнечных лучах.

Бумага настолько красивая, что я не сразу осмеливаюсь прикоснуться, но всё же ставлю точку.

О чём я хочу петь?

Уж точно не о луне.

Ответ приходит из глубины души и мгновенно, едва ли не раньше, чем я мысленно завершаю вопрос. Я буду петь о свободе и об исполнении желаний. Это то, о чём я действительно хочу рассказать миру.

Первая песня будет называться…

—  Я в клетке, но расправлю крылья, —  вместо названия получается первая строка. Ну, пусть называется по первой строке.

Я продолжаю писать.

Строчки не ложатся ровно. У меня получаются обрывки фраз, сбитый ритм, провалы рифмы, но я не задумываюсь, выплёскиваю на бумагу всё, что приходит на ум. Мне нет нужды писать набело, потом из обрывков я соберу песню.

Волнение за Марка не исчезает, но я увлекаюсь настолько, что не отвлекаюсь, и отрываюсь от исписанных листов лишь когда со стороны окна раздаётся стук колёс по мостовой. Я поднимаюсь и подхожу к стеклу, выглядываю. Библиотека располагается в угловой комнате —  вид открывается на проулок и на улицу. Прильнув, я вижу, как экипаж останавливается перед парадным входом, и наружу выпрыгивает мальчишка. Издали в темноте, развеиваемой магическими светильниками, я вижу только силуэт, но у меня ни малейших сомнений, что вернулся Марк. Сколько времени прошло? Думаю, достаточно. Листов я