Речь идет о двухэтажном кирпичном здании детского сада № 28. Во время блокады оно пострадало на 25 %. Здание сохранилось.

Упоминаемое в акте от 1 сентября сгоревшее здание общежития (перестроенная одноэтажная деревянная постройка начала 1820-х гг.) боковым фасадом выходило на Лифляндскую улицу.

Говоря о последствиях авиационных налетов на Ленинград (Ленинский и Кировский районы, в частности) в сентябре 1941 г., надо иметь в виду следующее.

5 августа 1941 г. Военный совет Северного фронта в своем развернутом постановлении о мероприятиях по усилению противовоздушной обороны Ленинграда исключил «всякую возможность прорыва самолетов противника к городу в любое время дня и ночи, при любых погодных условиях»[265].

Но, как пишет современный историк, в первую половину сентября 1941 г. «службы ВНОС не обеспечивали своевременность подъема истребительной авиации и ее наведения на цель. Некоторые сектора оказались совсем не прикрыты, либо отдельные командиры не знали своих секторов и беспрепятственно пропускали вражеские самолеты. Советские истребители залетали в запретные зоны и попадали под огонь своей же артиллерии. С земли управлять ими было невозможно ввиду отсутствия бортовых радиостанций. Зенитчики не умели различать самолеты по силуэтам и азартно палили по всему, что летало»[266].

В конце лета или начале сентября (дата на документе отсутствует) 1941 г. во 2-м корпусе ПВО разработали «Вопросник проверки боевой готовности Кировского сектора Войск внутренней обороны г. Ленинграда и рабочих отрядов, расположенных в черте города». Вопрос первый: «Знает ли личный состав место сбора по тревоге». Вопрос 12: «Знает ли личный состав стрельбу на короткие дистанции и борьбу с танками противника и как действует (вводные)». Вопрос 16: «Знают ли командиры подразделений своих соседей и имеют ли связь и взаимодействие с ними»[267].

«…Я видел, как висел аэростат наших корректировщиков. Начиналась контрбатарейная борьба. Из низких облаков вынырнули два „мессера“. Замелькали вспышки пулеметных очередей. Аэростат вспыхнул, как свечка. Из клубов черного дыма – водород, как известно, горит без цвета, это горела резина оболочки, – выбросились две черные точки. Через несколько томительных мгновений они превратились в два парашюта»[268].

Трахтенберг Д.И. Зенитное орудие на Марсовом поле. 1941 г.

Военный совет Ленинградского фронта, проверив состояние боевой работы 2-го корпуса ПВО, отметил в своем приказе от 3 ноября 1941 г., что корпус не справляется со своей основной задачей по обороне города, «враг нередко безнаказанно бомбит город»[269].

В середине сентября 1941 г. Ленинский РК ВЛКСМ выделил «в помощь районному отделению НКВД 50 чел. для борьбы с ракетчиками. Эти товарищи были раскреплены по участкам и во время бомбежек, находясь на посту, следили за подаваемыми световыми сигналами или ракетами и сообщали о них в НКВД»[270].

Блокадный эпизод. Ленинский район. Ночь с 4 на 5 октября 1941 г. «Бомба в 250 кгр пробила 5 этажей и упала на кровать командира подрывного взвода, который стоял в этом здании, с кровати свалилась и под другую подкатилась. В то время подрывники находились на КП. Когда они вернулись, то они ее там разрядили»[271].

«Зенитные орудия в парке 1 Мая? – Точно не было! Уж мы-то, мальчишки, быстро бы об этом узнали» (Ю.Е. Давыдов).

Даже если бы зенитные установки и установили в парке имени 1 Мая, то, например, в начале декабря 1941 г. они вряд ли смогли быть «приведены в действие». Так, 3 декабря в 11 часов 31 минуту в городе зазвучали сигналы воздушной тревоги. «Гул самолетов, как обычно, послышался с юго-запада. <…> Отрывистый из-за сильного ветра гул бомбардировщиков был слышен, а вот привычного грохота зениток ленинградцы не слышали.

И это не было случайностью. К началу декабря 2-й корпус ПВО попросту расстрелял почти все боеприпасы. <…> Остались только неприкосновенные запасы, хранившиеся на случай, если немцы перейдут в наступление и зениткам придется вести огонь прямой наводкой. Кроме того, командование противовоздушной обороны и Военный совет Ленфронта, гадая, как немцам всякий раз удается находить Ленинград и сбрасывать бомбы точно на город в любую погоду и при любой видимости, выдвинули предположение, что летчики ориентируются по вспышкам выстрелов»[272].

«Первое оповещение по радио об артобстреле было дано лишь 29 октября сорок первого года. Понадобилось без малого два месяца для того, чтобы сочинить, утвердить и начать передавать по радио три типа сообщений» – о начале артобстрела, его продолжении и о его прекращении, пишет петербургский писатель, житель блокадного Ленинграда Михаил Кураев[273].

Через два года (два года!) после начала артобстрелов города, 11 сентября 1943 г., горком ВКП(б) и исполком Ленгорсовета приняли специальное решение «О мероприятиях по уменьшению потерь среди населения при артиллерийских обстрелах города».

В начале октября того же, 1943 г. – то есть всего за четыре месяца до полного снятия блокады – в городе силами МПВО сделано 1300 надписей на фасадах, предупреждавших граждан, что при артобстреле данная сторона улицы наиболее опасна.

«С осени 1943 года на моем доме, как и на тысячах других домов Ленинграда, появилась новая надпись – белые буквы на синем квадрате: „Граждане, при артиллерийском обстреле эта сторона улицы наиболее опасна“…», – говорила по ленинградскому радио О. Берггольц 20 декабря 1943 г.[274].

З.П. Кузнецова уточняет, что эти надписи появились на улице Калинина и в Промышленном переулке не только на каменных, но и на деревянных домах (обшитых тесом).