Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможность выбирать
Ощущение экзистенциального и исторического тупика, мертвящей статики окружающего пространства и невозможности вырваться из него формирует стихи конца 1960-х – начала 1970-х, составившие сборники Бродского «Остановка в пустыне» (частично) и «Конец прекрасной эпохи». В более декларативных «альбомных» стихах на случай, как, например, в процитированном выше послании Якову Гордину конца 1970 года, желание вырваться из пределов «возлюбленного отечества» декларируется открыто[194]. Собеседники Бродского рубежа 70-х вспоминают его «отчаянное желание уехать»[195], погруженность в повсеместные тогда среди интеллигенции разговоры о начавшейся эмиграции из Союза и своего рода завороженность темой пересечения границы, проникающей и в стихи («Post aetatem nostram», 1970)[196].
Бродский очень серьезно относился к построению своей литературной биографии, своего «мифа» (как он выражался) – к вещам, требующим известной степени свободы выбора. Он говорил Профферу, что «русские не имеют возможности выбирать» и что ему «стоит уехать хотя бы по одной причине: если он останется, вся его жизнь до конца будет предсказуема»[197]. (Уехав, Бродский так характеризовал свои новые обстоятельства, связанные с возможностью путешествий по миру: «Нынешнее движение есть месть тридцатидвухлетней статике»[198].) Обновленный вариант того, что применительно к своему поколению Л.Я. Гинзбург назвала «уж очень не по своей воле биографией»[199], его категорически не устраивал.
Здесь существенно то, что невольное затворничество в пределах СССР, пусть и облагороженное печальными «пушкинскими» параллелями («тоска родства»), остается для Бродского единственной помехой к завершению обустройства своеобразной социокультурной ниши, над созданием которой он сознательно трудится с конца 1960-х. Ее основное качество – независимость от государства.
«Независимость – лучшее качество, лучшее слово на всех языках»; «В своей работе человек не должен зависеть от других», – писал и говорил Бродский[200]. Это был один из параметров, по которым шло его соревнование/полемика с лидерами «молодой» советской поэзии – Евтушенко и Вознесенским. Бродский не без оснований считал их ангажированными властью. К рубежу 1970-х его раздражение против них (усугубленное, как мы отмечали выше, неравноправием возможностей – в том числе связанных с выездом за границу) прорывается даже в стихи[201].
Как это ни покажется странным, во многом работа Бродского по формированию своей независимой ниши была успешной.
Рубежной в этом отношении стала ситуация с невыходом в Ленинградском отделении издательства «Советский писатель» его книги «Зимняя почта». После долгих редакционных мытарств в 1966–1968 годах, несмотря на одобрение многочисленных рецензентов и даже руководителей Ленинградского отделения Союза писателей (Даниила Гранина и Олега Шестинского), рукопись была издательством отклонена[202]. Это стало поводом для написания Бродским 11 июля 1968 года заявления в ЛО ССП. В этом тексте поэт впервые формулирует свою позицию по отношению к советским литературным институциям и ви́дение своего места на советской литературной сцене.
Волею судеб, я – русский поэт. И, как таковой, я имею право требовать в издательских делах – соблюдения литературных норм, а к себе лично – уважения. Литературный труд является единственным источником моего существования и основным содержанием жизни. Занимаясь им на протяжении 10 лет, я, полагаю, имею основания достаточно трезво судить о качестве своей работы. Я убежден, что все, что я делал и делаю, служит и послужит к пользе и славе русской культуры. Не думай я так, я бы не брался за перо вовсе. Поэтому я не желаю ставить судьбу своих произведений в зависимость от чьих бы то ни было амбиций и настаиваю на установлении между мной и публикой отношений, лишенных какого-либо посредничества, а именно: отношений между автором и его читателями.