Не я, отец. Это идея Силкаса.

– Ты начинаешь растворяться, Руд…

Устаю.

– Береги себя. Я лю…

И отец пропал. Риадд дождался, пока в глазах прояснится, и посмотрел на мрачные стены пещеры.

– Убежище… – прошептал он.

Это все, что нам нужно. Все, о чем бы мы попросили, будь у нас голос. Чтобы нас оставили в покое.

– Она хочет нас убить, – сказала Стави, и глаза ее были не по-детски мудрыми. – Меня и Стори. Ей нужен только Абси.

Сумерки окутывали их все плотнее. Торант нашел давнюю, засохшую лепешку бхедеринового навоза и развел костер. В тусклом свете кусочек хрусталя, которым игрался Абси, переливался необычными оттенками.

– Нет, она вас не убьет, – успокоил Торант близняшек. – Вы нужны ей, чтобы надавить на вашего отца.

– Для этого ей достаточно Абси, – сказала Стори. – Сначала она убьет одну из нас, чтобы привлечь его внимание, а затем другую – и тогда останется только сын. Отец уступит и склонится перед ней.

– Вы с сестрицей слишком много думаете. Пока еще ничего не случилось, и не скоро случится.

– Ты не прав, Торант, – возразила Стави. – Все гораздо ближе, чем ты думаешь.

На это ему возразить было нечего. Даже врать нормально не умею. Он подбросил в огонь еще навоза.

– Обнимите друг друга покрепче. Абси, иди к сестрам. Ночь будет холодной.

– Она ведет нас на север.

– Да, Стави.

– Зачем?

– Не знаю. Мы просто не смогли пересечь ту пустыню. – Торант огляделся. – Вполне возможно, мы в какой-то из Обителей. Созвездия мне не знакомы, даже нефритовых росчерков не видать.

– Это Путь, мы уже поняли, – не выдержала Стори. – Но она почему-то ведет нас на север.

– Все, засыпайте.

Когда дети, обнявшись, легли, Торант накинул на них единственную шкуру, а сам поднялся, чтобы размять ноги и спину. Посмотрел на ведьму, что сидела, ссутулившись, в пятнадцати шагах, и вспомнил труп, на который как-то наткнулся, – труп старухи, что вышла зимой за околицу деревни, чтобы умереть в одиночестве. Старики еще поступали так иногда, хотя по большей части обряд забылся.

Тающий под весенним солнцем снег обнажил иссохшие останки, скорчившиеся в овраге. Не самая плохая смерть, пожалуй. Сидишь один и ждешь, пока холод не выморозит все чувства, а в конце засыпаешь, испуская последний теплый вздох. Торант отчетливо вспомнил ту старуху: ветер изодрал плоть, кристаллы льда прорезали кожу изнутри, глаза, губы и уши склевало воронье. А то, что осталось…

Олар Этил подняла голову и посмотрела на Торанта.

Он отвернулся.

– Не уходи далеко, – сказала она ему вдогонку. – Внутри этого Пути легко заблудиться. И искать тебя я не стану.

Видимо, потому, что мы уже почти на месте?

– Захочешь сбежать, щенок, не думай, будто я приму тебя обратно.

Торант решил немного пройтись и сразу же вернуться. Не бросай нас, умоляли они. Не брошу. Обещаю. Сделав десять шагов, он обернулся.

– Нижние боги!

Стоянка исчезла – куда ни глянь, в темноту простиралась сплошная тундра.

Внимание Торанта привлек огонек. Костер! А, я просто не туда посмотрел. Он побежал к свету, но на полпути замедлил шаг и остановился. Почему так далеко? Я же отошел всего чуть-чуть!

Однако рядом со слабым огоньком кто-то сидел. Дрожа от холода, Торант подошел ближе. Олар Этил, это ты? Нет…

Если только ты всю дорогу не прятала где-то красный камзол.

Человечек, порывшись в необъятном рукаве, извлек оттуда серебряные винные чашки, большой графин, засахаренные фрукты и разнообразную выпечку.

Я сплю и вижу сон. Я просто уснул рядом с детьми, и мои стоны слышит только карга.

Человечек поднял голову. Лицо у него было круглое и гладкое от многих лет безмятежной жизни. Городской жизни. Он махнул пухлой рукой.

– Скорее же, показывает тебе Крупп. Ну? Времени мало. Подходи. Садись. Пока в несчастный город Круппа не пришло тоскливое утро и он не проснулся. Ты – хранитель моих дочерей?

– Что? Я…

– Если бы Крупп мог, он был бы рядом. Пф-ф! Вечная отговорка, глупая и жалкая. Впрочем, Крупп знаменит своим ретивым семенем – был случай, когда оно проплыло целую лигу против течения и оплодотворило миленькую баронскую дочку аккурат за три месяца до ее скандального брака. Точнее, скандальным он оказался через шесть месяцев. О, как же был опорочен и обесчещен муж! И поделом, судья Крупп считает наказание вполне заслуженным. Будь он смелее и напористее, как ей хотелось, Круппово семя застало бы наглухо запертую дверь, а не настежь открытые ворота.

– Твоих дочерей… духи правые, теперь я вижу сходство. Глаза, жесты… Но Хетан…

– Ах, сладостная Хетан. Воспоминания подобны рагу из страсти и тревоги! Но сейчас не об этом. Печальна доля матери, страшна доля ее детей, и наш долг – это исправить. Отчего же ты не ешь? Отчего же ты не пьешь? Перед тобой лучшие яства со стола Барука!

Торант развел руками.

– Все… пропало.

– Ай-яй-яй! Вечное проклятие непродуманности. Стало быть, в следующий раз, мой нецивилизованный друг. Однако отведенное нам время коротко, а Крупп еще короче. – Он взмахнул рукой. – Скажи мне, что ты видишь?

Торант пригляделся.

– Лук. Колчан. Стрелы.

– Рхиви… По сей день каждый год они осыпают меня бесполезными дарами. Повод к тому загадочен, но, несомненно, заслужен. Я всегда раздаю то, что получил, в знак своей безграничной щедрости. Уверен, это оружие гораздо лучше того, что у тебя есть сейчас, не так ли?

– Мой лук сломан, и мне нечем его починить. Стрелы рассохлись и искривились. Я хотел выправить их, но позабыл. Оперенье…

– Можешь не продолжать, добрый сударь. По твоему перечислению Крупп может однозначно заключить: да, подношения рхиви воистину лучше того, что у тебя есть.

– Я так и сказал.

– Правда? Превосходно. Так бери же и уходи. Быстрее. И пусть никто не посмеет назвать Круппа безответственным отцом, как бы там на суде ни утверждала баронская дочка. И если бы Крупп не раскрыл скандальную тайну, что теперь она спит со своим адвокатом, то быть Круппу куда более тощим, чем ты сейчас видишь перед собой в красном камзоле и…

– Погоди! Я заблудился! Она сказала…

– Оглянись, о хитроумный юноша!

Забрав новое оружие, Торант медленно развернулся и увидел в двадцати шагах догорающий костер, прижавшихся друг к другу под шкурой детей и сгорбленную фигуру Олар Этил. Он хотел было поблагодарить коротышку, но тот исчез, а вместе с ним и его скромный очаг.