Может быть, эта шутливая фраза предопределила все? Или это случайное совпадение, одно из тех тысяч совпадений, что преследуют ее всю жизнь?

Мать Велмы была полуграмотной женщиной, свято верившей в предсказания и собственную магическую силу. В том, что обитатели этих мест относятся к Велме с предубеждением, была во многом виновата Мария Кейрос. Каждый раз, когда у нее возникал конфликт с кем-нибудь из местных жителей, она угрожала им своим ребенком.

– Вот погодите, вырастет моя Велма и покажет вам всем, чего стоит кровь индейцев из племени Змей! – Почему-то бедная женщина была уверена, что ее крошечная дочь – средоточие древней силы, которой владели ее предки.

Над Марией посмеивались, считая ее полоумной, но когда кое с кем из ее обидчиков начали приключаться разные мелкие и крупные неприятности, суеверные люди забеспокоились. Мария даже была вынуждена на время уехать. Когда страсти улеглись, она вернулась, но через некоторое время история повторилась. В женщине жила твердая уверенность, что ее дочка обладает истинной силой и отомстит всем врагам своей матери. Будучи уже взрослой, Велма поинтересовалась у матери, с чего она это взяла, но никакого связного ответа не получила. Якобы кто-то очень давно предсказал ей, что родившийся у нее ребенок будет управлять судьбами других.

Вешать за такие предсказания надо бы, мрачно подумала Велма тогда, предчувствуя, сколько горя ей еще придется хлебнуть из-за глупых слов какой-то старухи. И действительно, она успела вырасти, съездить в Мехико, вернуться обратно, а дурная слава о ней только крепла. Проще всего было уехать. Но мать ее решительно воспротивилась этому, да и самой Велме не очень хотелось покидать родные места. Ее беспрестанно тянуло в окрестности Чихаутиля, который благодаря стараниям Аннабел Соммерс превращался постепенно в цветущий городок. Была она частым гостем и в «Милагросе», где работала ее мать. Миссис Соммерс всегда очень приветливо встречала девушку в те редкие моменты, когда сама появлялась там. Постепенно Велма привыкла считать «Милагросу» своим домом. Она возилась в саду, присматривала за слугами и порядком в доме, много читала и от души наслаждалась этой размеренной жизнью.

Однако Мария продолжала уверять всех в том, что ее дочь – настоящая колдунья. В пример она приводила потрясающую способность Велмы справляться со змеями. Даже самые ядовитые из них не вызывали у девушки ни малейшего страха и никогда не трогали ее. Одно время Велма работала в бродячем цирке, и многие приходили на представление специально, чтобы посмотреть на бесстрашную красавицу со змеями.

Велма сама не знала, откуда у нее этот удивительный дар. Просто она чувствовала подсознательно, как надо поступить в том или ином случае. Велма никогда не считала, что умеет делать нечто выдающееся, однако другие так не думали и называли ее за глаза ведьмой.

Она много раз жаловалась миссис Соммерс. Но та лишь покачивала головой и приговаривала, что надо запастись терпением, что людей в один день не переделаешь. А однажды Велма узнала, что ее обожаемая покровительница сама не прочь провести спиритический сеанс или послушать надежную гадалку. Велма стала присматриваться к миссис Соммерс. Та вела себя очень осторожно, но девушке удалось заметить, что симпатия Аннабел к ней тоже замешана на каком-то суеверии.

– Ты мой талисман, – полушутя восклицала Аннабел, когда Велма выражала желание уехать из «Милагросы», – мне будет очень тебя не хватать…

И Велма, скрепя сердце, сдавалась. Хотя Аннабел довольно редко появлялась в поместье, девушка всегда ощущала ее незримое присутствие. Предавать свою покровительницу она не хотела, поэтому продолжала жить в «Милагросе», иногда наведываясь в город и с горечью убеждаясь каждый раз, что вражда местных жителей к ней по-прежнему сильна.

Лишь однажды приподнялась завеса тайны, объясняющей привязанность богатой американки к дочке полубезумной Марии Кейрос. Это случилось незадолго до смерти Аннабел. Миссис Соммерс приехала в «Милагросу» внезапно, ее никто не ждал. Поднялся страшный переполох, потому что Велма хотела, чтобы поместье было в идеальном порядке, когда бы там ни появлялась хозяйка. Но Аннабел, казалось, едва замечает что-либо вокруг. Она была на редкость рассеянна и задумчива, и в сердце Велмы закралось плохое предчувствие. За обедом она попыталась выяснить причину такой озабоченности. Но Аннабел лишь рассмеялась и покачала головой.

– Все в свое время, дитя мое. Ты обязательно все узнаешь и поймешь старуху.

Время наступило гораздо раньше, чем предполагала Велма. Да и, наверное, сама Аннабел Соммерс. Ночью Велму разбудила служанка, помогавшая ей по дому.

– Велма, вставай скорее, миссис Соммерс плохо, она тебя зовет.

Велма стрелой помчалась в комнату Аннабел, проклиная себя за то, что не была достаточно внимательна к ней и не заметила признаков заболевания. Тяжело дыша, она влетела в комнату своей покровительницы. Пожилая женщина выглядела на редкость умиротворенно. Она спокойно смотрела на девушку, теребя край одеяла.

– Прости, что разбудила тебя, дорогая, – тихо сказала она. – Но боюсь, утром у меня уже не получится поговорить с тобой как следует…

– Позвольте мне помочь вам. – Велма бросилась к кровати. – Я, конечно, не врач, но я смогу…

Ее голос дрогнул. Во всем облике Аннабел Соммерс чувствовалась некая покорность, словно она больше не хотела бороться за жизнь.

– Я знаю, Велма. – Аннабел улыбнулась. – Я не сомневаюсь в тебе. Дело во мне. Я слишком долго сражалась со своей болезнью, теперь пришло ее время. Но мне не хотелось бы покинуть тебя, не рассказав тебе самого главного. Садись поближе.

Глотая слезы, Велма взяла стул и поставила его к изголовью кровати. Она по опыту знала, что спорить с Аннабел бесполезно, надо делать то, что хочет она.

– Я очень люблю тебя, дитя мое, – продолжила Аннабел слабым голосом. – Как только я увидела тебя, совсем крошку, рядом с твоей матерью, я поняла, что ты – исключительный ребенок. Я старалась помочь тебе, чем могла…

– Вы столько сделали для меня…

– О, ты заслуживаешь гораздо большего… – Глаза Аннабел затуманились. – Как часто я желала, чтобы у меня была такая внучка, как ты!

– Но… – Велма хотела напомнить, что как раз во внучках миссис Соммерс нужды не испытывает, но Аннабел опередила ее.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь, – произнесла она, и в ее голосе зазвучали металлические нотки. – Но, увы, они все плоть от плоти Соммерсов. Я люблю их, но между нами столь же мало взаимопонимания, как между медведями на Аляске и мексиканскими игуанами.

Велма невольно улыбнулась. В этом была вся Аннабел Соммерс. Она никогда не теряла чувства юмора.

– Ах, деточка, если бы ты только знала, что значит быть чужаком в собственной семье… – Аннабел печально вздохнула. – Сознавать, что никто, ни муж, ни родные дети не понимают тебя…

Велма могла бы справедливо возразить, что она-то как раз знает, каково это, когда все тебя сторонятся и считают странной, но, конечно, миссис Соммерс имела в виду совсем другое.