Но Мадина приехала не для того, чтобы любоваться его красотами. Дело было только в том, что она забыла в квартире Альгердаса паспорт. И как ни хотелось ей этого избежать, но приезд в Москву, в его квартиру, был неизбежен.

Она надеялась только, что квартира сейчас пуста. Она даже была в этом почти уверена, ведь он собирался в Китай, и надолго. Может, правда, никуда он и не поехал: планы у таких легких на подъем людей меняются так же быстро, как настроение. Правда, Альгердас не страдал от перепадов настроения, характер у него был твердый…

Мадина тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли.

Надеялась-то она надеялась, а все же, подходя к дому возле Нескучного сада, чувствовала себя тревожно. Что, если он все-таки не уехал? Она не представляла, какой может быть встреча с ним, она не могла об этом даже думать.

Позвонить ему заранее и узнать, где он, было невозможно. И не только потому, что она, как выяснилось, не знала его номера: он был записан в ее телефоне, который, уезжая из Москвы, Мадина забыла в Альгердасовой квартире вместе с паспортом и ключами от бегичевского дома. Но и просто невозможно было ему позвонить, даже если бы она и помнила его номер.

Ключи от его квартиры у нее были: она не знала, уезжая, куда их девать. Бросить в почтовый ящик? Отнести его маме? Все это было либо глупо, либо немыслимо.

Что Альгердаса нет, Мадина поняла сразу же, как только вошла в квартиру. Здесь стояла та душная тишина, которая устанавливается только в доме, в котором давно никто не жил.

Войдя в комнату, она поняла, что Альгердас вряд ли и заходил сюда после ее отъезда. Во всяком случае, все здесь выглядело так, как в тот день, когда она сидела с ногами в кресле, а он собирал вещи, а потом коротко обнял ее, сказал: «Все» — и вышел.

Мадина снова тряхнула головой. Кажется, этот дурацкий лошадиный жест становился уже у нее привычкой.

Паспорт нашелся сразу — лежал в ящике шкафа. Там же лежали бегичевские ключи. Мадинин телефон, давно разряженный, обнаружился на подоконнике. Непонятно, зачем она его туда положила, но потому, конечно, и забыла его, уезжая.

В ящике, где лежал паспорт, Мадина обнаружила и деньги, довольно толстую пачку. Альгердас всегда клал в этот ящик деньги. Наверное, это был аванс, который он получил за тот самый заказ, что они отмечали фуа-гра и «Вдовой Клико». Странно, что он их не забрал, уезжая в Китай. Ну да это было теперь неважно.

Мадина взяла из ящика паспорт и ключи, с подоконника телефон и вышла из комнаты, не обведя ее даже взглядом. На вокзал ей следовало поспешить, потому что хотя поезда из Москвы в Петербург шли через Бегичево во множестве, но не все они там останавливались, и был риск заночевать на Ленинградском вокзале.

Но, уже выйдя из подъезда, она все-таки заколебалась. Ей не хотелось оставлять у себя ключи от этой квартиры. Вряд ли Альгердас придал бы этому хоть какое-то значение, но… Ей не хотелось, чтобы он знал, что у нее есть ключи от его квартиры, не хотелось, и все!

Значит, надо было у кого-то эти ключи оставить. Но не у соседей же — никого из них Мадина не знала. Может, они пьяницы или даже воры. А у кого тогда?

Через минуту таких размышлений она поняла, что единственный человек, которому она может отдать ключи, это Никита. Во всяком случае, он был единственным из знакомых Альгердаса, телефон которого был ей известен. Однажды Альгердас попросил ее позвонить Никите, чтобы предупредить, что они немного опоздают на встречу в кафе, потому что он должен закончить срочную работу. За этой работой он и сидел у компьютера, и не хотел от нее отвлекаться, потому что она требовала сосредоточенности. И попросил Мадину позвонить. Вообще-то у нее была плохая память на цифры, даже просто отвратительная, но у Никиты оказался эффектный номер, состоящий из сплошных семерок, и Мадина его запомнила.

В тот вечер Альгердас делал фазовку для своего фильма, а Мадина просто сидела у него за спиной и время от времени целовала его в затылок, а потом он обернулся и, притянув к себе ее голову таким сильным, таким любовным движением, поцеловал ее, и сердце у нее замерло от счастья… А потом они еще долго разговаривали, и она рассказывала ему про сон Толстого, и это так его взволновало…

Думать об этом было не нужно. Но позвонить Никите было все же необходимо.

Он не удивился ее звонку, хотя они не виделись несколько месяцев, да и вообще виделись всего несколько раз. Но это было понятно: Никита был деловой человек, и, наверное, ему проще было вообще не удивляться любому прорезавшемуся в его жизни постороннему, чем тратить время и силы на удивление.

Точно так же он не стал расспрашивать, почему Мадина хочет отдать ему ключи, что это вообще за ключи, — просто сказал, что она может подъезжать к его офису прямо сейчас, и лучше всего вот именно сейчас, потому что после обеда он будет занят. Она предложила оставить для него ключи внизу, у вахтера, охранника или у кого он скажет, но он повторил:

— Подъезжай, подъезжай. Через полчаса я сам тебя внизу буду ждать.

Офис Никиты находился на Тверской; он точно угадал время, которое понадобилось Мадине на дорогу. И в вестибюль она вошла в ту самую минуту, когда Никита выходил из лифта.

— Привет, — сказал он таким тоном, как будто они виделись пару дней назад или даже вчера. — Рад тебя видеть.

И выглядел он точно таким же, каким она увидела его впервые, — подтянутым, моложавым, улыбающимся. Разве что одет он был не в джинсы, а в деловой костюм.

Мадина не могла сказать, что рада его видеть. Даже наоборот, когда она увидела его, в сердце у нее как будто острый осколок повернулся.

Но не объяснять же было такие глупости постороннему в общем-то человеку.

— Здравствуй, Никита, — сказала она. — Я тоже рада. Вот ключи. Передай, пожалуйста, Альгердасу, когда его увидишь.

— Передам, — кивнул он, кладя ключи в карман. — Надеюсь, когда он вернется из Китая, я его увижу.

Значит, Альгердас поехал в Китай. Что ж, он последовал своему желанию. И мелкие житейские неурядицы, конечно, не могли этому помешать.

— Ты прекрасно выглядишь, Мадо, — сказал Никита.

— Мадо? — удивленно повторила Мадина. — А, ну да!..

Именно так назвала ее Никитина юная подружка.

Мадине совсем не казалось, что она хорошо выглядит. Даже наоборот, она была уверена, что выглядит плохо. Когда она смотрела в зеркало, то не могла не замечать, что похудела и от этого черты ее лица стали резче, жестче. А может, и не от этого.

Так что воспринимать всерьез дежурный комплимент, конечно, не стоило.

Никита словно подслушал ее мысли.

— А мне действительно приятно тебя видеть, — сказал он. — Может, пообедаем вместе?

— Зачем? — пожала плечами Мадина.

Никита расхохотался.

— Ты стала прагматична, Мадо, — сказал он. — Той милой провинциальной девочке, какой я тебя видел, в голову бы не пришло задать подобный вопрос.