Ей оставалось только надеяться на то, что Ричард прав.

— Мне сказали, что вы здесь уже были, так что дорогу наверх вы найдете сами Пожалуйста, считайте себя вправе навещать Дэвида в любое время и оставаться здесь столько, сколько захотите, Я уверена, что ваше присутствие ускорит его выздоровление.

Капитан улыбнулся:

— К тому же в вашем доме гораздо приятнее проводить время, чем в госпитале. Спасибо вам, леди Джослин.

Решив, что Ричард не хотел бы демонстрировать, с каким трудом он поднимается по лестнице, Джослин посадила Исиду себе на плечо и вернулась в кабинет. Ей надо было написать несколько писем. Лора Киркпатрик придет в восторг, когда узнает о том, что майор Ланкастер поправляется. А ее вторая тетка, леди Кромарти, придет в ярость, когда примет, что состояние племянницы стало для нее недосягаемым. Жаль, что не удастся увидеть ее реакцию!

Джослин уже запечатывала письмо для леди Лоры, когда в кабинете появился Дадли.

— Пришли мисс Холливелл, миледи.

Сестры Холливелл? Проклятие — из-за всех этих драматических событий она совершенно забыла, что сегодня ее приемный день. Что ж, придется в течение нескольких часов любезничать с гостями.

Тихонько вздохнув, Джослин пошла принимать мисс Холливелл — трех безобидных, но немного чудаковатых старых дев, постоянно рассказывавших совершенно бессмысленные истории.

В гостиной время тянулось необыкновенно медленно. Джослин угощала сестер чаем и печеньем и с любезной улыбкой слушала их болтовню, но при этом она думала только о Дэвиде. Как он себя чувствует? Может, ему стало еще хуже? Возможно, испытывает адские муки из-за того, что отказался от лекарства?

Простившись с сестрами, Джослин с облегчением вздохнула. Вызвав Дадли, она сказала дворецкому, чтобы он никого больше не принимал, и тотчас же отправилась наверх — проведать майора. Джослин постучала в дверь и услышала чей-то веселый голос — ее пригласили войти.

Переступив порог, она увидела мужчин, сидевших за картами. К Ричарду Дэлтону и Дэвиду присоединились Хью и Рис, и, похоже, все были увлечены игрой. Увидев хозяйку, братья ужасно смутились — Хью вскочил на ноги, а Рис потупился, Дэвид же, сидевший в глубоком кресле, едва заметно улыбнулся. Однако было заметно, что майор чувствует себя очень неважно, глаза его лихорадочно блестели, а лоб по-прежнему был покрыт испариной.

Подозревая, что Ричард затеял игру в карты для того, чтобы отвлечь Дэвида от неприятных ощущений, Джослин с притворной укоризной сказала:

— А я-то представляла всякие ужасы! Оказывается, джентльмены развлекались игрой в карты, пока я принимала этих несносных гостей!

Хью Морган пробормотал:

— Простите, миледи, но майор Ланкастер сказал, что раз я остаюсь у него в комнате, то должен участвовать в игре. Она с деланной строгостью заявила:

— Майор, боюсь, что вы совращаете моих слуг! Взглянув на Джослин, Дэвид в тон ей проговорил:

— Напротив, я демонстрирую вашим слугам, к чему приводят азартные игры. Никогда не садитесь играть с Ричардом, леди Джослин. Мы играем на здания, и он уже стал владельцем резиденции принца-регента, собора Святого Павла и Вестминстерского аббатства.

— А кто выиграл госпиталь герцога Йоркского? — поинтересовалась Джослин.

— Его никто из нас не захотел брать! — выпалил Рис и тотчас же залился краской.

Джослин с удовольствием отметила, что капрал выглядит гораздо лучше, чем в госпитале. Может, ей следует превратить Кромарти-Хаус в санаторий для выздоравливающих?

— Что ж, я вижу, что женщине здесь не место. Развлекайтесь, джентльмены. Я распоряжусь, чтобы вам подали закуски.

Покинув комнату, Джослин вдруг подумала о том, что, кажется, понимает мужчин, побывавших на войне. Дэвида, Ричарда и Риса связывали крепкие узы, связывали всех троих, хотя двое из них были офицерами, а третий — всего лишь капралом.

Как-то раз кто-то из знакомых сказал ей: каждый мужчина чувствует себя обделенным, если ему не довелось побывать на войне. Прежде она не понимала смысла этих слов, но теперь начинала догадываться, что имелось в виду.

Но все-таки это ужасно, что мужчинам на войне приходится убивать друг друга.

«Болезненная потребность в новой дозе, безудержная дрожь и потливость…»

Дэвид понял, что больше не в состоянии делать вид, что играет в карты. Вместо пик и червей майор видел какие-то странные узоры, причем узоры эти постоянно меняли цвет и форму, так что невозможно было определить, что именно он видит.

Время же тянулось ужасно медленно — ему казалось, что леди Джослин заходила в комнату много лет назад. А когда им принесли закуски, Дэвид почувствовал, что он не в состоянии ни есть, ни пить.

Наконец, не выдержав, майор проговорил:

— Прошу простить меня, джентльмены, но мне пришло время выйти из игры. — С его пальцев капал пот, заливший карты. Дэвид положил карты на стол, и все его запястье вдруг покрылось гусиной кожей. Сделав над собой невероятное усилие, он добавил:

— Ричард, выиграть лондонский Тауэр тебе придется в следующий раз.

— Ну, это даже к лучшему. У меня все равно нет денег на то, чтобы его содержать.

Ричард положил ему руку на плечо, и, наверное, это его рука согрела плечо… А вот в мягкую постель его, должно быть, уложил Хью… Потому что ни Ричард, ни капрал не могли бы ему помочь — они по-прежнему передвигались только на костылях.

Лежа в постели, он сотрясался от дрожи, и простыни мгновенно намокли от пота. Время шло бы намного быстрее, если бы он мог заснуть, но все внутренности его… словно завязались узлом, а разум погрузился в странный сон наяву, в этом сне настоящее мгновенно сменялось прошлым, и то и дело перед глазами возникали какие-то ужасные картины…

А потом он увидел Салли, и она была очень встревожена, хотя он заверил ее, что у него все в порядке и ей не нужно с ним оставаться. Появился и Кинлок. Доктор нахмурился, пощупав пульс майора, и назвал его «проклятым болваном». Дэвид мысленно с ним согласился, но заявил: раз уж период отвыкания начался, то не стоит снова травить себя опиумом.

В конце концов Кинлок уступил — он не стал насильно поить его настойкой опия. Что ж, шотландец оказался человеком разумным, хотя лекари, как правило, разумом не отличаются…

А время по-прежнему мучительно тянулось. У майора начались болезненные спазмы мышц, и его трясло от холода, хотя Хью накрыл его множеством одеял. Когда наступила глубокая ночь, Дэвид едва не сдался. Мучительная потребность в опиумном забвении была настолько сильной, настолько всепоглощающей, что он уткнулся лицом в подушку, чтобы не просить лекарства. А ведь даже совсем небольшая доза могла бы успокоить нестерпимую боль во всем теле.

Кто-то протер ему лицо холодной водой. Дэвид почувствовал аромат жасмина и понял, что это была леди Джослин. Он попытался сказать, что ей не следует здесь находиться, но она тут же его перебила, решительно заявив, что «сама знает что делает». Да, его жена — женщина с сильным характером. Жена? Это невозможно. Увы, совершенно невозможно…