Фридерикус хорошо знал советского капитана, питал к нему симпатию и потому решился на отчаянный шаг. Во время одной из встреч представителей американской и советских военных Миссий в Германии Фридерикус предупредил его о грозящей опасности. Так было положено начало их дружбе. Вскоре она переросла в сотрудничество Фридерикуса с советской военной контрразведкой. Действовал он бескорыстно, в согласии со своей совестью и убеждениями. Представляемая им информация спасла не одну человеческую жизнь и сорвала не одну операцию американской спецслужбы.

Участившиеся провалы в работе центрально-европейских резидентур не могли не насторожить руководство ЦРУ. В Германию из Лэнгли зачастили специальные комиссии. Одно за другим следовали служебные расследования. Возникшая опасность разоблачения не остановила Фридерикуса. Смертельно рискуя, он продолжал снабжать капитана-особиста, а затем его преемника — Устинова — ценной разведывательной информацией. В последнее время ее значимость значительно возросла, и тому была причина.

После смерти Сталина 5 марта 1953 года американская, британская и французская спецслужбы активизировали свою разведывательно-подрывную деятельность на территории ГДР. Ее острие было направлено против ГСОВГ. Число провокаций в отношении военнослужащих и попыток их вербовки исчислялось десятками. В последние дни из западного сектора Берлина огромными партиями завозились и распространялись среди населения ГДР листовки антисоветского содержания. В них очернялась роль Советской армии в победе над фашизмом и дискредитировались идеи социализма.

Все вместе взятое говорило руководству управления особых отделов ГСВОГ, что западными спецслужбами готовится крупная провокация в Восточном Берлине. Вскоре тому последовало подтверждение. 12 июля началась забастовка строителей и каменщиков блока № 40 в районе Сталиналле. На первый взгляд их требования носили чисто экономический характер. Бастующие требовали от властей снижения установленных месяц назад норм выработки. Но у Устинова и его коллег не возникало сомнений в том, что за забастовкой стоят западные спецслужбы и их агентура. На встрече с Фридерикусом он рассчитывал получить исчерпывающий ответ на этот и другие вопросы, касающиеся подрывной деятельности антисоветских организаций: НТС и ОУН-УПА.

За два часа до явки Устинов покинул управление и вышел в город. Его безопасность обеспечивали коллеги: майор Семен Бурдо и капитан Юрий Николаев. Они следовали за ним по пятам и наметанными взглядами пытались обнаружить слежку. Она себя никак не проявила. На подходе к дому, где находилась явочная квартира, Устинов, проверившись на входе и не заметив признаков засады, вошел в подъезд. Глаза освоились с полумраком, и он шагнул на ступеньку. Где-то наверху хлопнула дверь. Устинов надвинул шляпу на глаза и двинулся по лестнице, поднялся на верхний этаж, никого не встретил, возвратился к явочной квартире и нажал на кнопку звонка. Прошла секунда-другая, из коридора донеслись торопливые шаги, дверь приоткрылась, и в щель проглянуло настороженное лицо хозяйки. Узнав Устинова, она отступила в сторону. Он вошел в прихожую и поздоровался. Эльза ответила поклоном и проводила в гостиную. Сотрудничающая не первый год с советской военной контрразведкой, хозяйка явочной квартиры не привыкла задавать лишних вопросов и отправилась на кухню, чтобы приготовить легкий ужин и сварить кофе.

Устинов остался один, осмотрел комнату, а затем выглянул в окно. Ничего настораживающего в глаза не бросилось, и он сосредоточился на предстоящей встрече с Фридерикусом. Он мысленно пробежался по ранее отработанному заданию и пытался предвосхитить содержание будущей информации. О том, что она будет заслуживать самого серьезного внимания, Устинову говорила обстановка в Восточном Берлине. Она стремительно осложнялась. О том, какие цели преследовали западные спецслужбы, он рассчитывал узнать от Фредерикуса.

Стрелки перевалили за 20:00, а агент так и не появился. В голове Матвеева зароились тревожные мысли. От них на время отвлекла Эльза. Она внесла в гостиную поднос с тостами, кофейник с кофе и удалилась в другую комнату. На часах было 20:11. Устинов уже не мог усидеть на диване, нервными шагами ходил из угла в угол и прислушивался к тому, что происходило на лестничной площадке. В какой-то момент ему показалось, что за дверью произошло движение. Слух его не подвел. Он подался вперед, стал за дверной косяк и опустил руку на кобуру.

Прошла секунда-другая. Дверь стремительно распахнулась, и на пороге возник размытый мужской силуэт. Пальцы Устинова коснулись рукояти пистолета, и в следующее мгновение вздох облегчения вырвался из груди. Парик и очки изменили Фридерикуса до неузнаваемости, но жесты и движения остались прежними. Устинов шагнул навстречу. Обменявшись крепким рукопожатием, они прошли в гостиную. Он предложил Фридерикусу кофе и тосты. Тот отказался, снял очки, парик и тяжело опустился на диван. Обычно сдержанный в эмоциях, на этот раз агент не походил сам на себя. В глазах застыла тоска, а пальцы нервно теребили пуговицу на пиджаке. Владевшее им волнение передалось Устинову. Он торопил с ответом.

— Что произошло, Генри? Что?

Гримаса исказила лицо Фридерикуса, и он глухо обронил:

— Плохи дела, Иван Лаврентьевич. Очень плохи. Нельзя исключать того, что в ближайшие дни, возможно часы, в Берлине возникнет крупный военный конфликт.

— Что?! Военный конфликт?! — выдержка изменила Устинову, и леденящий холодок окатил спину.

— Да, — подтвердил Фридерикус и пояснил: — Вчера вечером в наши части поступил приказ скрытно перевести их в повышенную боевую готовность.

— Приказ?!.. Письменный?!

— Пока устный. Его довели только до офицеров. Перевод легендируется как подготовка к учениям.

— Они, что, с ума сошли?! — только и мог произнести Устинов, а дальше в нем заговорили эмоции. — Сумасшедшие?! Воевать в центре Европы. У нас в одной только Германии пятьсот тысяч боевых штыков!

— Их они не остановят. В Белом доме полагают, что после смерти Джо — Сталина пришло время перекроить карту Европы на свой лад.

— А-а, вон оно что! Карту надумали кроить! Пусть только попробуют! Мы еще не забыли, как надо воевать!

— Иван, наших ястребов в Белом доме и в Пентагоне это не остановит. Они… — Фридерикус понизил голос. — Они готовы применить даже атомную бомбу.

— Но… но это же… — Устинов не находил слов.

Гнев душил его. В памяти были еще свежи воспоминания о недавней жестокой войне, унесшей десятки миллионов человеческих жизней. За окном о ней напоминали развалины Берлина. Но для политиков в Вашингтоне это, видимо, ничего не значило. В своей ненависти к СССР они готовы были развязать новую, чудовищную по своим последствиям войну. Подобные замыслы могли показаться горячечным бредом натовских генералов, но объективность Фридерикуса не вызывала сомнений. Предыдущие его сообщения находили подтверждение. Устинов взял себя в руки и уточнил:

— Генри, насколько точна информация о том, что Пентагон готов развязать войну против нас и применить атомное оружие?

— Вот так однозначно я не могу утверждать. Но то, что в Лэнгли давно ходят слухи о неизбежной войне с СССР, так это факт, — подтвердил Фридерикус.