Я вернулся домой в дурном настроении. И не потому, что затеял разборку с Башиловым, и не потому, что они глупости делали, и не потому, что я оказался как-то в это вовлеченным, — ничуть ни во что не вовлеченным. А просто не было ни одного варианта выйти за пространство текущей жизни, в котором повсюду ходят тетки и обнюхивают еду, которую хотят купить. Хоть бы кто-нибудь из какой-то ампулы какое-то понимание бы внутрь впрыснул. Или что ли силы.

Ну вот Голем разве сможет. Но ведь и по человеку не поймешь, как он к тебе относится, куда уж выяснить, что он вообще такое. Да, если подумать о Башилове и о Големе разом, то это самое божественное присутствие предполагало для меня именно ампулы с пониманием и силами. А ну как у Голема завалялся допинг?

Упал, заснул. Снились мухи с пятиконечными звездами на крыльях, а также некая нефтяная труба, проходящая по жизни. Она была источником серого света, потому что именно он, незаметный, и обладает (было понято во сне) самой сильной энергией. Ее кто-то распределяет, как по карточкам, обеспечивая прожиточный минимум сил основной массе народонаселения — отчего ясна совокупная мощность этой народной и отчасти национализированной силы.

Наутро была суббота, я пошел к Галкиной, по крайней мере — отдать ей ключ от ее квартиры, уже почти месяц так и валявшийся у меня. Сделав при этом вид, что я забыл ее просьбу хранить его у себя на всякий случай. Но других поводов зайти к ней у меня уже не было.

У нее, судя по всему, планов в отношении меня тоже не было: увидев меня, она не произвела радостных движений-возгласов. Возможно, они были ей не свойственны вовсе или же ее по-прежнему напрягала служебная обстановка. В отличие от предыдущих наших свиданий, имелась существенная разница: она была в юбчонке, по виду — сохранившейся этак класса с восьмого. Расклешенная, сильно выше колен. Ноги Галчинской, впервые увиденные мной в голом виде, оказались странными. То есть красивыми, но совершенно не животными. Несмотря на мое воздержание, связанное с отъездом приходящей подруги, прямого импульса на меня они не произвели. То есть импульс был, но другой, и этот импульс она производила чем-то другим — не голыми ногами и проч. Импульс был сильным, но тоже совершенно не животным. Я никогда его ранее столь внятно не ощущал, а тягу, имевшую место к девушке, воспринимал как вполне традиционную. Похоже, что воздержание, перевод "Лона" и беседа с Херасковым по поводу хозяйственного мыла открыли мне новые горизонты восприятия. А настроение у нее было мрачным, это было очевидно.

— Да, спасибо тебе за кран, — снова поблагодарила она, забирая ключ. Ну конечно, раз уж человек сам его принес, то предложения оставить его у себя мне сделано не было. Зациклились мы на ключах-кранах, к расставанию, похоже.

— Что ты мрачная? — спросил я. — Все служба?

— Ну да, — поморщилась она.

— Что ли прямо уволить грозятся?

— Нет пока.

— А что, есть основания предполагать?

— А ты знаешь, как там увольняют? — вдруг оживилась она. Понятно, оживилась несколько болезненно.

— Где — там?

— Во власти. Или вот у нас, поскольку мы как бы аффилированная структура, так что манеры, похоже, соответствуют.

— Откуда же.

— Вызовут и скажут: "Мы так на тебя надеялись, что ж ты. Так на тебя рассчитывали". Или без пафоса: "Мы вот рассчитывали, что будет то-то, а вот нет".

— А на что рассчитывали, это хоть понятно?

— Это и есть мутный момент. Вначале тебе что-то расплывчатое скажут: то-то примерно и то-то. Но потом по этому поводу и близко не подпустят, то есть у кого-то что-то выяснить — очень трудно. Предполагается, что уж если ты работаешь, то сам должен понимать, что и как.

— То есть надо скандалить и все время к ним прорываться?

— И это отчасти, но не обязательно — не будут общаться и все. Но это частности, главное, что вот по тому, начальному заданию у тебя никто и спрашивать не станет, потому что навесят кучу всякой рутины. Ты и думаешь, что тебе эту кучу разгребать-то и надо, потому что видно, что работы тут хватает и ее делать надо. В курс других дел не вводят, не ругают, отчета не требуют. Следовательно, все идет разумно. А потом…

— То есть что ли в воду бросают и смотрят, как себя поведешь?

— Да ни на кого они не смотрят, когда им на каждого смотреть. А взглянут, так еще хуже: пару раз взглянут наудачу и запомнят для выводов впоследствии, а уж что им там показалось… ничего не объяснишь.

— Так на что они рассчитывают? По работе в смысле? Сделаешь — сделаешь, а нет — так уж извини?

— Да о деле-то никто может и не вспомнить, потому что про него давно забыли и не нужно оно уже давно никому. А захотят уволить, тогда припомнят, что там имелось в виду.

— А зачем?

— Я раньше думала, что это чтобы денег не платить. Ну, соразмерных. В таких местах не очень много платят, тем, кто не свой. Но есть нюансы: могут и опускать человека, которому надо бы платить больше, но которого по разным причинам своим делать не хотят. Вот с Сашей примерно так. Они же власть, они так считают. Ей поэтому по-всякому можно. К ней и так все как мотыльки летят. Они, то есть, так думают. Собственно, имеют право.

— Какой Саша-то? — Она назвала это имя так, будто я его знал.

— Как какой, который в 15-м доме живет. Мы же вместе работаем, только в разных отделах. Ты же его знаешь? Я ему о тебе говорила, мы знакомых общих искали. Он сказал, что тебя знает.

— Ты мне ничего про него раньше не говорила.

— Да мы познакомились-то с месяц назад. Вместе со службы вышли, вроде неловкость — вместе работаем, а не знакомы, разговорились, а оказалось — все время вместе едем, по тому же маршруту.

Я, после вчерашнего пьянства, все не мог понять, о ком это.

— Погоди, — вдруг понял я, — это ты с ним к Башилову в гости ходила?

— Ну да, — кивнула она. — Он нас туда просто физически утащил. А там ничего. Мне понравилось. Я там еще пару раз бывала. Траву однажды даже покурила, весело было. Девушка там есть славная, Катей зовут. Мы теперь с ней видимся иногда.

Я оказался в затруднении. Галкина между тем ушла в комнату, что-то там открывала, закрывала, шуршала. Вернулась на кухню уже в джинсах, майке и носках.

— Ну что, идем? — спросила она. — Или, если хочешь, можешь остаться, у меня тут фильмы всякие завелись.

— А ты это куда в субботу? — удивился я. — В гости?

— На работу заскочить надо, часа на три-четыре.

Мы спустились на улицу и почти дошли до остановки трамвая, а я так и не знал, сказать ли ей, что этот самый Саша и был тем существом, которого она сама же определила големом.

— Слушай, — решился я на остановке, увидев, что вдали показался трамвай. — А он ведь и есть голем. Помнишь ту историю?