— Скорее приятели, — сказал отец Андрей.

— Гм… Быть приятелем профессора Тихомирова — это уже характеристика. Он не любил людей, не отличался покладистым характером и терпеть не мог праздной болтовни. Если он вас отличил, значит, вы и впрямь достойны этого. Ну вот мы и пришли. Входите. Да входите же, не бойтесь.

Оказавшись в мастерской, Марго и отец Андрей замерли на месте. Повсюду — на стеллажах, на столе, на стенах — стояли, лежали, сидели и висели чучела животных. Оленьи головы с выпученными глазами, маленькие пушистые зверьки, замершие в напряженных позах, словно на мгновение прервавшие свой стремительный бег, оцепеневшие кошки и даже одна маленькая обезьянка, протянувшая навстречу гостям сморщенные черные ладошки.

В воздухе пахло какими-то химикалиями. Запах был тяжеловатый, но не неприятный. Посреди мастерской, возле стола, уставленного баночками с клеем и красками, стояло чучело большого черного пса с оскаленной, клыкастой пастью. Чучело было почти готово, но там, где полагалось быть глазам, зияли две черные дыры.

— Какой ужас, — пробормотала Марго, посмотрев на пса, затем перевела взгляд на шкурку какого-то грызуна, распластанную на столе, и с придыханием повторила: — Ужас!

— Всего лишь изнанка нашего мира, — пожал плечами доктор Берг. — Каждый из нас может стать объектом вскрытия. И в этом смысле мы ничем не лучше этих бедных зверушек.

— Бедных? А я-то думала, вы дарите им «вечную жизнь».

— Скорее вечную смерть, — вяло произнес доктор Берг. Он перевел взгляд на дьякона и вдруг спросил: — Вы ведь священник?

— Я дьякон, — ответил отец Андрей. — Как вы догадались?

— Вижу. У меня на вашего брата глаз наметанный. Смотрите на людей так, словно книгу читаете, да такую, в которой наперед известно, чем всё закончится. Хотя… человеческая жизнь — наука несложная. Все совершают одни и те же ошибки, все мечтают об одних и тех же преступлениях, и все ложатся в одинаковые гробы. Разница лишь в сорте древесины и в количестве венков.

— У вас слишком мрачный взгляд на вещи, — сказал отец Андрей.

Доктор Берг посмотрел на него искоса.

— Трезвый взгляд и не может быть иным, — холодно произнес он. — Впрочем, у нас с вами слишком разные профессии, чтобы мы смогли договориться. Я вижу смерть в жизни, а вы пытаетесь узреть жизнь в смерти. И вашу мнимую зрячесть я называю слепотой. Кстати, вы собираетесь беседовать стоя или все-таки сядете в кресла?

Марго и дьякон послушно уселись в кресла. Марго повела головой и вдруг побледнела. В самом темном углу мастерской стояло еще одно чучело. Марго облизнула губы и тихо проговорила:

— Кошмар… Что это за чудовище?

— Где? А, это. — Доктор Берг улыбнулся. — Cerberus Vulgarius собственной персоной.

— И что, он действительно существует?

— Конечно. Правда, всего в двух экземплярах. Один — в моей мастерской, второй — в шестой главе дантовского «Ада».

Трехзевый Цербер, хищный и громадный,

Собачьим лаем лает на народ,

Который вязнет в этой топи смрадной.

Его глаза багровы, вздут живот,

Жир в черной бороде, когтисты руки.

Он мучит их и кожу с мясом рвет,

А те под ливнем воют, словно суки.

Заметив недоумение на лице Марго, доктор Берг усмехнулся и пояснил:

— Это шутка. Туловище ирландского волкодава, правая голова — ротвейлера, левая — павиана, а та, что в центре, — бенгальского макака.

— А почему она с рогами?

— Потому что я так захотел. Как говорил Остап Бендер, «я так вижу». Все, что вы наблюдаете в этой комнате, на семьдесят процентов плод моей фантазии и лишь на тридцать — реальные существа. Даже когда речь идет о простой кошке. Поворот головы, выражение глаз, характер — все это плод моих усилий. Видите этого белого кота? Он свихнулся. Стал бросаться на хозяев, а по ночам сидел под диваном и завывал от ужаса. А теперь он смирный и добродушный. Гораздо лучше, чем был при жизни. — Доктор Берг протянул руку, погладил чучело белого кота и тихо добавил: — Как ни странно, некоторым смерть к лицу. И это относится не только к животным.

Задумчиво вздохнув, доктор Берг откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по крышке стола. Его пальцы, пухлые, бледные, подвижные, словно жили своей собственной, отдельной от остального тела, жизнью. Казалось, они вслушиваются в беседу, исподволь обнюхивают собеседника, как лапки-рецепторы какого-нибудь огромного членистоногого насекомого.

Таксидермист взял со столика трубку, чиркнул спичкой и неторопливо ее раскурил. В воздухе запахло сухой травой. Запах был приятный, теплый, обволакивающий. Доктор Берг выпустил изо рта клуб дыма, покосился на дьякона и сказал:

— Вижу, я вам не нравлюсь.

— Не нравитесь, — признался отец Андрей.

— Еще бы. Мы ведь с вами из разных ведомств, и ведомства эти вечно враждуют друг с другом. Хотя, по сути, занимаются одним и тем же. Живи мы лет пятьсот назад, вы бы с удовольствием изжарили меня на костре. Не правда ли?

— Может быть, — сказал дьякон.

— Но нынче руки коротки! — Берг разразился тихим смехом.

— И не жалко вам потрошить бедных зверюшек? — спросила Марго, у которой мурашки пробежали по спине от этого зловещего смеха.

— Жалко? — Доктор Берг покачал головой. — Нет. Это всего лишь трупы, а не объекты для скорби или жалости. Мертвая плоть. Еще мертвее, чем те аппетитные тушки, которые вы покупаете на рынке, чтобы употребить их в пищу.

— Фу, — сказала Марго. — Я думала, мои друзья — циники, но в сравнении с вами они просто дети.

— Вы спросили, я ответил, — невозмутимо произнес доктор Берг.

Марго протянула руку и с опаской коснулась пальцами чучела белого кота.

— Мягкий, — сказала она. — А как вы их делаете?

— Сам процесс не так уж сложен. — Доктор Берг пыхнул трубкой. — Для начала мастерю небольшой эскиз из пластилина. Показываю его заказчику. Если выбранная поза его устраивает, леплю зверя из глины в натуральную величину. Делаю матрицу для папье-маше. После выклейки матрицы бумагой ее необходимо покрыть лаком и хорошенько просушить. А уж затем на соединенные части корпуса из папье-маше монтируется шкура зверя.

— И сколько могут храниться такие чучела?

— При правильном уходе — вечность. — Доктор Берг пососал трубку, посмотрел на дьякона, потом снова на Марго, прищурился и сказал: — Итак? Чем обусловлен ваш интерес к Тихомирову и чем я могу вам помочь?

— Я пишу о профессоре Тихомирове статью, — сказала Марго.

— Вот как? Так вы журналистка?

— Да.

Берг дернул уголком рта.

— Не люблю журналистов. По мне уж лучше священник, чем журналист. Так что вы хотите узнать, госпожа журналистка? Не стесняйтесь, спрашивайте. Возможно, я вам отвечу.