рознь. Как отмечал уже в 1932 году идеолог панъевропеизма венгерский граф Рихард Куденхове-Калерги в книге «Большевизм и Европа» о Советском Союзе: «Там господствует одна воля, одно миросозерцание, одна партия, одна система. Весь Советский Союз – это одна-единственная плантация, все население – одна-единственная рабочая армия»[53]. Сталин через Коминтерн в конце 20-х и в 30-е годы ориентировал германских коммунистов против социал-демократов, а не против национал-социалистов в качестве главного врага, что облегчило победу Гитлера. Сталин наверняка оценил взрывное значение программы Гитлера для Версальской системы. С его приходом к власти Германия твердо встала на путь, ведущий ко Второй мировой войне. Но Сталину только того и нужно было. В содружестве с Гитлером он ликвидировал пояс лимитрофов, а затем выступил в качестве спасителя Запада от германской агрессии. Правда, Иосиф Виссарионович рассчитывал, что ему удастся напасть на Гитлера прежде, чем фюрер нападет на него, но тут уж просчитался. Что, однако, не изменило конечный итог войны.

В 1926 году Надежда Аллилуева во время одной из ссор забрала детей и грозила разводом, но потом все-таки решила сохранить семью. А 9 апреля 1928 года Иосиф с возмущением писал Надежде в связи с попыткой самоубийства старшего сына, которую он расценил не более чем игру на публику: «Передай Яше от меня, что он поступил, как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего. Пусть живет, где хочет и с кем хочет»[54]. Сталин не принимал жену сына. Между тем Яков действительно страдал комплексом самоубийства. Замаскированным самоубийством была и его гибель в концлагере Заксенхаузен в 1943 году: Яков сознательно зашел в запретную зону, чтобы спровоцировать часового на роковой выстрел.

В отличие от Якова Василий рос избалованным, отцу старался никогда не перечить, обещал все его требования выполнить, исправиться, взяться за ум. Правда, обещаний, как правило, не выполнял. Тем не менее Сталин сына любил, хотя и меньше, чем дочь, которую ласково называл «Сетанкой-хозяйкой». Но времени заниматься воспитанием детей у генсека абсолютно не было. Он весь был поглощен работой, борьбой за единоличную власть, а позднее – деятельностью по укреплению своей власти и реализации грандиозных планов коренной ломки страны и мира. А семья для Сталина всегда оставалась на втором плане и играла сугубо подчиненную роль. Жена, по мысли Иосифа Виссарионовича, должна была прежде всего обслуживать его, дабы он не отвлекался на бытовые мелочи от своих великих свершений. Тем не менее теплые чувства к Надежде он, несомненно, испытывал. Хотя в их переписке они практически не проявились. Дальше «целую крепко» он в письмах не заходил.

Трагическая развязка наступила 9 ноября 1932 года. Надежда Аллилуева покончила с собой. В тот роковой день Надежда с мужем была в Большом театре. Супруги в очередной раз поссорились из-за какой-то ерунды. А вечером, на праздничном банкете, Иосиф бросил Надежде в тарелку апельсиновую корку и крикнул: «Эй, ты!» Это он так любил шутить с детьми. Аллилуева оскорбилась, не девочка ведь уже: «Я тебе не “эй, ты”!», и демонстративно ушла из-за стола. Это – в изложении Владимира Аллилуева. А по версии Светланы Аллилуевой, роковой диалог звучал несколько иначе: «Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь XV годовщины Октября. “Всего-навсего” отец сказал ей: “Эй, ты, пей!” А она “всего-навсего” вскрикнула вдруг: “Я тебе не – Эй!” – и встала, и при всех ушла вон из-за стола»[55]. Позднее Полина Семёновна рассказывала Светлане: «Она успокоилась и говорила уже о своих делах в Академии, о перспективах работы, которые её очень радовали и занимали. Отец был груб, ей было с ним трудно – это все знали; но ведь они прожили уже немало лет вместе, были дети, дом, семья. Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не был идеальный брак, но бывает ли он вообще? Когда она совсем успокоилась, мы разошлись по домам спать. Я была в полной уверенности, что всё в порядке, всё улеглось. А утром нам позвонили с ужасным известием…»[56]

Надежду Аллилуеву нашли мёртвой с пулевой раной в голове. Она застрелилась из маленького дамского браунинга, когда-то подаренного братом Павлом. Сталин переживал самоубийство Надежды очень тяжело. В октябре 1941 года, когда судьба Москвы висела на волоске и предполагалась эвакуация правительства в Куйбышев, Сталин приехал на Новодевичье проститься с Надеждой.

К середине 30-х годов, в результате осуществления первых пятилеток в СССР начал создаваться современный военно-промышленный комплекс и возросла мощь Красной Армии, численность которой с середины 20-х годов почти удвоилась. Пора было готовить дипломатическую почву для активной внешней политики.

В июле 1934 года Сталин, делая Отчетный доклад на XVII съезде, «съезде победителей» (большинство из делегатов до следующего съезда не дожили), заявил: «Наша внешняя политика ясна. Она есть политика сохранения мира и усиления торговых отношений со всеми странами. СССР не думает угрожать кому бы то ни было и – тем более – напасть на кого бы то ни было. Мы стоим за мир и отстаиваем дело мира. Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны… А те, которые попытаются напасть на нашу страну, – получат сокрушительный отпор, чтобы впредь не повадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород»[57].

На этом же съезде с покаянными речами и восхвалением Сталина выступили бывшие вожди различных оппозиций, что не спасло их от гибели. Сталин там же заявил: «Врагов партии, оппортунистов всех мастей, национал-уклонистов всякого рода – разбили. Но остатки их идеологии живут еще в головах отдельных членов партии и нередко дают о себе знать. Партию нельзя рассматривать как нечто оторванное от окружающих людей. Она живет и подвизается внутри окружающей ее среды. Неудивительно, что в партию проникают нередко извне нездоровые настроения. А почва для таких настроений, несомненно, имеется в нашей стране, хотя бы потому, что у нас все еще существуют некоторые промежуточные слои населения как в городе, так и в деревне, представляющие питательную среду для таких настроений»[58]. Генсек торжествовал. Оппозиции больше не существует, ни одного слова критики в его адрес больше не может раздаться открыто по всей стране. Но Сталин предупредил: окончательное искоренение внутренних врагов – пособников империалистов – еще только предстоит. Готовиться к войне без репрессий нельзя, надо истребить любую потенциальную «пятую колонну» (хотя такого термина тогда еще не было), всех, кому он, Сталин, не доверяет. А поскольку на самом