— Достаточно быстро разнесется весть, что волшебники дикарей отвергли всякое богатство, рожденное морем, и жаждали только самоцветов, — с презрением произнесла Итрак. — И я хочу, чтобы весь Архипелаг знал, что наш новый год благословен. Я не собираюсь уступать Рекхе ни наши жемчужины, ни нашу добрую удачу, чтобы она их выдала за свое.

— А Чейзенам нужно многие, что можно купить за этот жемчуг, — Кейда наклонил голову. — Конечно, сверленый жемчуг больше ценится, равно как и украшения из лепестков и собачьих зубов. Но я собрал и неприятные новости, плавая по нашему владению, Итрак. Многие из наших лучших ремесленников бежали от захватчиков в воды Дэйшей и не спешат вернуться, что бы ни приказывал Дэйш Сиркет. Ты могла бы уступить Рекхе некую ограниченную долю нашего улова раковин при условии, что этих ценных для Чейзенов мужчин и женщин отошлют домой.

— Возможно, — Итрак выглядела мятежной и отважно улыбнулась. — Ты верно говоришь, что лучше бы сохранить доступ к их морским дорогам. Торговать с Ритсемами, безусловно, легче, идя водами Дэйшей, а у меня имеется предложение для Тайсии. Жены Уллы Сафара не жалеют сил, чтобы отказать Ритсемам в известняке, который необходим, чтобы плавить железную руду, открытую ими в уходящем году. Учитывая, как мало перламутра дает наш урожай, я предлагаю сжигать раковины, чтобы получить известь. Мы можем поставлять ее Тайсии Ритсем за мечи и броню.

— Превосходная возможность для Чейзенов помочь Ритсемам и щелкнуть по носу Уллу Сафара, — заметил Кейда. — И никто не заплачет, видя, что мощь Уллы как единственного поставщика железа в здешних пределах подорвана.

Я обязан Улле Сафару и своре его сучек многим злоключениям. Он готов был убить меня из чистой злобы и пальцем не желал шевельнуть, чтобы помочь Дэйшам противостоять захватчикам. Но могла ли выйти даже от всех воинов владения Уллы хоть какая-то польза? И без его посягательства на мою жизнь мне не удалось бы разыграть свою гибель и отправиться на поиски мудрости, которая сокрушила бы чары захватчиков.

Но цена оказалась высокой: я изгнан к Чейзенам. А где Сафар?

— Тайсия Ритсем шлет мне уйму новостей, — Итрак не заметила его раздумий, ибо проглядывала послания, доставленные голубями. Голос ее слегка дрогнул. — Во имя Олкаи Чейзен, которая была ее сострой до того, как стала моей.

— Можешь поставить условием сделки по жемчугам, — не раздумывая, посоветовал Кейда, — чтобы кости Олкаи возвратились из башни молчания Дэйшей, где мы ее положили. — и поглядел через окно в сторону единственной такой башни на островах. Высокая стена с единственными воротами окружала мощный столп. Лестница без перил вилась по наружной стене, поднимаясь к открытой площадке, где хранились самые чтимые мертвые этого владения. Птицы-плакальщики не кружились в меркнущем небе. Считалось, что эти мертвые — обереги для островов, на которых жили, и связаны с будущим всего владения.

Прости меня, Секни Чейзен, от своего имени и от имени трех малышей владения, что умерли вместе с тобой. Не было никакой возможности отделить твои обгорелые кости от костей других, кто здесь погиб. Но ты хотя бы погребена со своим народом, и твои добродетели несут благословение, по крайней мере, этой усадьбе.

— Мне их так не хватает, — Итрак подавилась рыданием, и слезы хлынули с ее накрашенных ресниц, — Олкаи и Секни.

— Ты сделала все, что смогла, — Кейда мягко положил руки на ее нагие плечи и почувствовал, как она дрожит от усилия сдержать рыдания. — Ты вынесла Олкаи из огня, которым поразили вас дикари. Я применил все свои познания целителя. Но никак и ничем невозможно было спасти ее после таких ожогов.

Еще бы, половина ее тела была в пузырях либо обуглена колдовским огнем. Одна из добрейших и приветливейших женщин, какую я знал с ее самых ранних лет как Олкаи Рит-сем. Как жена она была куда лучше, чем заслуживал Чейзен Сарил, лучшая из первых жен этого владения за долгие и долгие годы.

— Возможно, — Итрак глубоко вздохнула и вытерла слезы с подрисованных глаз осторожными пальцами, — было бы куда лучше для владения, если бы умерла я, а она уцелела.

— Не смей так думать, — Кейда еще крепче вцепился в ее плечи. — Если кто-то умирает вопреки всему, что мы делаем, нужно смириться с такой участью. Мы только и можем, что истолковывать знамения, которые являет смерть.

— Я никогда не пойму, почему Олкаи довелось умереть так. Знамения — твое дело, как торговля мое. — Она, извернувшись, высвободилась из его рук, ее подбородок дрожал. — Но, наверное, я договорюсь с Рекхой о костях Олкаи. Тогда я смогу хотя бы чувствовать ее присутствие в своих снах.

— Ты окажешься такой же прекрасной женой для этого владения, какой была она, — тепло произнес Кейда.

— Ты видел это в знамениях, не так ли? — вскричала Итрак с внезапным гневом. — Когда я так боюсь, что умру, как Олкаи, и полдня провожу, всматриваясь в южный океан и думая: а что, если дикари вернутся? Когда каждый мой новый день напоминает о Секни и детях, которых она и Олкаи родили Сарилу, и все они погибли от рук захватчиков! Я просыпаюсь, ожидая услышать их смех, но в опустевших покоях царит только нескончаемое молчание. — Она прижала ладони к своему плоскому животу. — Не говори так, Кейда. Я слышу, как день за днем об этом шепчутся по углам. И вижу, как всякий поглядывает на мой живот, прежде чем взглянет мне в глаза. Как будто самое важное — обрести ребенка и забыть тех малышей, которых я брала на руки, когда они еще были влажны от крови рождения. — Ее голос поднялся, пылко обвиняя. — И не говори мне, что все старейшины деревень и половина корабельщиков не осведомлялись как бы между прочим о моем здоровье. А может, они предлагали услуги странствующих прорицателей, чтобы те предсказали будущее наших детей, как только я произведу их на свет? Кейда, я боюсь давать им жизнь, пока ты не покажешь мне их будущее, самое верное и непременное, где я не увижу тех, кого люблю, умерщвленными руками и злыми чарами дикарей. И мне все равно, если это приведет тебя в постель Рекхи!

Не поэтому ли приплыла именно Рекха, а не Джанне? У Итрак всегда было преимущество молодости перед седеющими волосами и раздающимся в поясе телом Джанне Дэйш. Но Итрак — бутон, захиревший от засухи, по сравнению с Рекхой, находящейся в самом цвету женственности. И, как я вижу, кое-что неизменно во всех моих брачных связях. Например, невозможны беседы, где я окажусь не прав, что ни скажу. Но будь я проклят, если хотя бы не попытаюсь сказать…

— Итрак, послушай меня, — он опять схватил ее за плечи и на этот раз встряхнул, остановив Джевина яростным взглядом, заметив, что раб готов был вмешаться. — Да, мне часто бросали туманные намеки, о которых ты говоришь, а порой и не туманные. Правда, что для островитян было бы огромным утешением, если бы ты родила дитя как залог твоей веры в будущее Чейзенов. А если бы ты выбрала меня отцом ребенка, многие поверили бы в мою преданности им и владению, учитывая, что я здесь не рожден. — Он махнул рукой в темнеющие небеса за окном, где проступили звезды. — Крылатый Змей движется в дуге небес, где принято искать предвестия любого рода, касающиеся детей, а змеи, какие угодно, напоминают о двух сплетенных в объятиях существах мужского и женского пола. Ни то ни другое не дает мне права что-либо тебе навязывать. Исстари повелось, что жена решает, когда принести мужу дитя и приносить ли вообще.