Если с умирающим Пауковым Раиса Сергеевна беседовала бесстрастно и несколько отстраненно, то сейчас она говорила приторно ласково, как разговаривают с совсем маленькими детьми.

– …Все перечисленные мною женщины так хорошо сохранились не только благодаря регулярным тренировкам, но и в силу природных данных. Меня тоже Бог здоровьем не обидел, вот только сердце побаливает. И в прямом, и в переносном смысле. Мое большое кошачье сердце переживает за судьбу сына, маленького глупыша-котеночка. Кошки ведь существа эгоистичные, им безразличны окружающие – лишь бы самим было хорошо. Вот, например, японские ученые выяснили: кошки способны понимать до трехсот слов человеческой речи, но прикидываются, что этого им не дано. Согласись, дружок, мы все в чем-то кошки, кто-то больше, кто-то меньше… Так что не прикидывайся, что не понимаешь меня. Знаешь, на что способна кошка, когда она защищает своего котенка? Свирепые волкодавы бегут от нее, поджав хвост! Кошка-мама ничего не боится и ни в чем не знает меры. Так же и меня, дружок, совершенно не заботят вопросы человечности и морали в наших с тобой отношениях. Не веришь? Ну, что мотаешь головой?.. Я не поняла, веришь ты мне или нет, если и веришь, все равно маленькое подтверждение моих слов не повредит…

Раиса Сергеевна взяла со стола сигарету, капнула на кончик бумажной трубочки с табаком капельку одеколона и, чиркнув зажигалкой, подожгла этот маленький факел. Потом вытянула губы трубочкой и подула на кончик сигареты. Пламя погасло, табак тлел миниатюрным серым угольком. Придерживая молодого человека за нос, Раиса Сергеевна загнала сигарету ему в ухо.

– Ну, ну! Ой, как ты бьешься, ой, как хочешь развязаться! Тише, дружок, раскладушка сломается! Ну вот! Доигрался! Я уже собралась вытащить занозу, а ты так крутил головой, что сигаретка сломалась. Жди теперь, пока сама потухнет, дружок. Я знаю, как тебе больно. Пытка угольком в ухе издревле считалась на Руси одной из самых болезненных и жестоких. Я ведь не импровизирую, действую, как меня когда-то научили. Я не садистка, не маньячка. Веришь, мне как-то дали почитать книжку про Чикатило, так я три ночи не спала, всяких ужасов начитавшись. Пойми, дружок, я сейчас как врач – делаю больно, чтобы спасти. Разумеется, не тебя, дурилка, а сыночка Костика. К сожалению, мой пациент ты, а не твой приятель Липа, так уж получилось. Но я уверена, мы с тобой подружимся, и ты расскажешь мне, где искать сына. Рано утром Костик позвонил мамочке, пожаловался, что за ним гонится Липа и вот-вот поймает. Липа к моменту моего приезда уже был дома, веселый и довольный. Один его друг мылся в ванной, успел уже перемазаться сегодня, грязнуля, другой – ты – напился с утра, я же вижу, что с утра, пустая бутылка пахнет соответствующим образом. Напился, наверное, с радости… А где же Костя? Вы трое дома, а Костика с вами нету. Где он?

Раиса Сергеевна взяла со стола ножницы.

– Не дергайся! Я могу тебя нечаянно порезать. Сейчас, миленький, разрежем скотчик у тебя на мордочке, вытащим тряпочку изо рта, и ты скажешь мне, где Костик. Ладно, хороший мой?.. Вот так, уже режу. Фу, как хрустит противно!.. О-па!.. Теперь разожми зубки, я тряпочку выну…

Как только пленник смог говорить, он взвыл:

– Я не знаю, сукой буду, не знаю я, где Костя! Я не зна…

Раиса Сергеевна ловко засунула наволочку обратно между желтых зубов, заставив его замолчать.

– Ах, какой плохой мальчишка мне попался! И где ты только нахватался таких бранных слов? Что означает «сукой буду»? Просишь, чтобы я тебе ножницами письку отрезала? Ох, ох, ох, как ты напрягаешься, как тебе хочется свободы! Знаешь, ты так нервничаешь, что у тебя давление может подняться до критической отметки. А я, видишь ли, получила слишком одностороннее медицинское образование, чтобы оказать тебе необходимую помощь, если, не дай Бог, у тебя гипертонический криз случится. Умрешь во цвете лет, а я, между прочим, вовсе не желаю тебе смерти, ты молодой, еще жить да жить… Ты ведь не многим старше моего Костика, да? Твой практически ровесник, мой Костик никогда не врет, и ты, противный мальчишка, должен в этом брать с него пример. Твое, знаешь ли, «не знаю» меня сильно огорчает. Думаешь, я и дальше намерена слушать из твоих уст всякую нецензурщину и чепуху? Нет! Дальше я намерена взять со стола плоскогубцы и раздробить с их помощью… Хотя нет, вру. Одними плоскогубцами здесь не обойтись. Придется еще и молотком поработать… Так вот, я намерена раздробить крайние фаланги твоих пальцев. Крайние фаланги, мальчик, это на которых ногти, понял? Это дилетанты считают, что самая страшная пытка – загонять под ногти иголки. Они не правы, милый мой, ох как не правы! Дробить фаланги куда больнее. Наука проводить дознание в полевых условиях выявила этот факт методом проб, ошибок и сравнительного анализа. Кстати, согласно той же науке, после обработки крайних фаланг целесообразно сломать суставы пальцев. И раз уж у меня есть плоскогубцы, то, когда здоровых пальцев на руках и ногах у тебя больше не останется, мне будет сподручно вырвать твой подносовой шип. Это такая перегородка, хрящик между ноздрями. Потом я вскипячу чайник. Есть у вас в хозяйстве чайник? Должен быть. Вскипячу и буду лить кипяточек тебе в нос осторожненько, не спеша, заодно и чайку попью. Есть у вас в хозяйстве чаек? Должен быть. А потом я…

Раиса Сергеевна замолчала, запнулась на полуслове, вытянула шею, прислушалась. Через секунду она вскочила на ноги, отпихнув кресло так, что оно стукнулось о ножку стола, а все, что лежало на столешнице, включая пистолет, свалилось на пол.

В прихожую она ворвалась фурией. Обутая в ботиночек на низком каблуке нога наотмашь ударила по голове Липу, скорчившегося подле тумбочки рядом с входной дверью. Удар выбил из рук Липы трубку сотового телефона. Поразительно, но Липа сумел доползти до тумбочки, оставив за собой на полу кровавый влажный след, и успел позвонить по телефону.

В глазах Раисы Сергеевны не было злобы – лишь досада на себя, на свою преступную халатность. Она сделала две глупости: сразу не добила Липу, а сейчас чересчур сильно ударила его по голове. Удар каблуком в висок выбил дух из искалеченного тела. Липа умер, а если быть точным в формулировках – погиб.

Раиса Сергеевна, тяжело вздыхая, вернулась в комнату, подошла к раскладушке и склонилась над белым как полотно бандитом.

– Слушай, шутки кончились! Быстро говори: кому сейчас мог звонить Липа по телефону? И учти, детские шалости с плоскогубцами отменяются, я настроена самым серьезным образом! Почувствую, что врешь, – узнаешь, что такое настоящая боль. Понял?

Она освободила пленного от кляпа, и тот заговорил:

– Гуле! Гуле он звонил, сукой бу… честно говорю! Липа – бугор, Гуля – папа! У Гули людей больше, конкретно четыре. Ухо и Лысый – разъездные, и два баклана по типу быков-школьников. Честно говорю! А за Костю, рви меня, мама, режь, реально не отвечу! Костю знаю и уважаю, собакой буду, не развожу, сегодня ни я, ни Липа с ним не толкались!

– Верю! А как ты думаешь, Гуля мог сегодня с Костей…

– Мог! Парашей буду! Мог! Гуля – зверь, отморозок, ему не слабо любого на хапок взять!

– Адрес Гули знаешь?