И все же в стране можно найти некоторые признаки, указывающие на то, что Путин и его команда признают необходимость изменений. В конце 2010 года он попросил организаторов пригласить на пресс-конференцию в Москву знающего иностранного инвестора, чтобы тот дал для него честную оценку экономики России. И ваш покорный слуга провел презентацию – в блеске камер общенациональных телеканалов и в присутствии министров важнейших ведомств. Я говорил о том, что России будет трудно и впредь расти темпами, даже близкими к темпам последнего десятилетия, поскольку цены на сырье вряд ли будут расти столь стремительно, как в предыдущий период; что у России практически нет прошлого в других отраслях, кроме сырьевой; что государство играет в экономике слишком большую роль для страны со средними доходами. Путин слушал меня очень внимательно, делая пометки, и в заключение заверил, что правительство России намерено в скором будущем отказаться от некоторых нестратегических отраслей промышленности.

Даже к явно позитивным сведениям из России следует относиться осторожно. Например, вскоре после описанной встречи с Путиным правительство страны объявило о планах ускоренной приватизации государственных компаний. Но в России «приватизация» означает лишь то, что государство продает свою собственность, оставляя себе не 60 процентов, а 51 процент. В итоге получается, что оно владеет меньшим числом акций, но контрольный пакет по-прежнему принадлежит ему.

Еще один пример – то, как Кремль справляется, пожалуй, с наихудшей проблемой старения населения в развивающемся мире. По оценкам специалистов, в период между 2010 и 2015 годами население трудоспособного возраста в стране будет сокращаться примерно на 870 тысяч человек в год. Это означает ежегодное уменьшение данного показателя на 1 процент – вдвое выше среднеевропейского; единственный пример демографического спада среди крупнейших формирующихся рынков. В тот же период, с 2010 по 2015 годы, ожидается, что численность населения трудоспособного возраста в Индии будет расти почти на 2 процента в год, а в Китае на 0,5 процента (после чего в Китае также прогнозируют спад).

Одно из очевидных решений проблемы старения населения – иммиграция, разрешение на въезд в страну более молодым семьям из-за рубежа. Однако Россия в течение почти двух десятилетий после распада Советского Союза упорно не шла на эту меру. Возможно, обидевшись на бывшие республики СССР за то, что они с такой готовностью высказались в пользу национальной независимости, Россия после их ухода наглухо захлопнула за ними двери. Но в 2007 году Москва все же ввела новые правила, благодаря которым Россия стала одной из немногих крупных стран мира, куда люди въезжают, а не выезжают. Из десяти самых густонаселенных государств сегодня только Россия и США имеют позитивный поток иммиграции. (В Китае, Индии, Бразилии и ЮАР этот показатель со знаком минус). Ожидается, что в 2011 году Россия примет 40 тысяч иммигрантов, в основном из бывших советских республик-сателлитов из Центральной Азии.

Однако, хотя приток иммигрантов, несомненно, явление позитивное, плюс этот совсем незначительный. Хорошо, что люди едут в страну, но 40 тысяч – капля в море для государства с населением в 140 миллионов, это никак не может решить тяжелейшую проблему старения населения России. А поскольку большинство иммигрантов русские либо, как минимум, русскоязычные – по сути, это в основном репатрианты, возвращающиеся домой после долгого отсутствия, – то, что на первый взгляд кажется открытием дверей в мир, на самом деле очередной поворот внутрь себя.

И данный шаблон – с виду реформы, а на поверку пустой жест – мы видим в России снова и снова. Например, не так давно президент Дмитрий Медведев стал инициатором создания современного научно-технологического инновационного комплекса Сколково на западе Москвы, призванного стать своего рода инкубатором технологических российских стартапов. Идея вполне согласуется с современным прогрессивным мышлением, однако знающие люди считают, что это, прежде всего, способ защитить российских предпринимателей от алчных бюрократов, обеспечив их прямой связью с Кремлем. Или еще один пример. Инвесторы, вложившие средства в крупные российские розничные сети, были очень рады, услышав о решении Кремля закрыть в Москве огромный вещевой рынок под открытым небом – остров антисанитарии и криминала и прибежище для злостных нарушителей налогового кодекса в центре города – давний символ практики черного рынка, с которым законопослушным государственным компаниям было чрезвычайно трудно конкурировать. Но, копнув глубже, руководители компаний розничной торговли поняли, что это вовсе не шаг к построению более открытой и законопослушной экономики, а всего лишь ответная мера, направленная против владельца этого рынка, который, как говорят, отказался сотрудничать с высокопоставленным кремлевским чиновником в реализации проекта по строительству гостиничного комплекса в Чечне.

После многочисленных и кровопролитных боев с государственниками реформаторы в правительстве России складывают оружие. На протяжении многих лет в Кремле велась открытая война – дворцовые интриги у всех на виду, явление, абсолютно уникальное для России. Речь идет не о здоровой прозрачности, эта постоянная борьба представляется не чем иным, как самоцелью, и в конечном итоге очень мешает стране двигаться вперед. И на данный момент трудно сказать, каким образом Россия вернет себе свою былую харизму.

Путин по-прежнему пользуется в народе большой популярностью, что, как недавно сказал мне один из главных советников Медведева, является отражением «монархического менталитета» россиян. Под этим он имел в виду всеобщее преклонение российского народа перед авторитарными, сильными личностями и довольно прохладное отношение к идеям демократии и свободного рынка. Вряд ли эти слова можно назвать новым прочтением России, однако было весьма любопытно услышать их от одного из ключевых игроков и представителя реформаторских сил Кремля.

Куда же все это приведет Россию? Спустя два года после глобального финансового кризиса она остается одной из очень немногих развивающихся стран, где темпы роста значительно ниже докризисного уровня: по сравнению с докризисным уровнем в 7,2 процента они снизились почти вдвое. Страна сильнее большинства других пострадала и во время Великой рецессии, когда ее экономика сократилась более чем на 10 процентов. Из всех крупных формирующихся рынков Россия, вероятно, последней восстановила былые объемы производства – ее экономика вернулась к докризисному пику только в конце 2011 года. Кроме того, хотя в период медленного восстановления в стране не должно быть большой инфляции, в России она становится все большей проблемой: уровень инфляции последние два года составлял тут в среднем 7,8 процента – сравните со средним для формирующихся рынков показателем в 4,5 процента. Бо2льшая инфляция наблюдалась только в Индии, экономика которой растет намного быстрее российской, да в Египте со всеми его политическими потрясениями последнего времени. Это сочетание медленного экономического роста и серьезной инфляции позволяет предположить, что потенциальные темпы роста России неуклонно снижаются: Россия, как и Бразилия, так мало инвестировала в новые заводы, дороги и промышленное оборудование, что ее рабочая сила становится все менее и менее продуктивной. И чтобы восстановить прежний потенциал роста, Россия нуждается не только в новой, не нефтяной, модели экономического развития. Она нуждается в новом, не монархическом, менталитете народа.