Самое страшное — не признаваться самой себе, что ты чувствуешь. Если будешь самой себе врать… Тогда и начинается главная опасность. Ты перестанешь себя контролировать. А когда ты осознаешь симпатию — можно все обдумать, взвешивать свои действия. Говорить себе: «Да, он привлекательный, но я помню о деле». Все просто.

— Зачем он меня поцеловал? Ну зачем?

— Не ищи скрытых смыслов. Относись спокойнее. Ты из-за поцелуя так завелась.

— Мне было так… так… — я не смогла выразить свои мысли.

— Это все потому что ты дальше поцелуев не заходила. А организм уже требует. Вот тебе и сносит башню. А он сексуальный, харизматичный. Это нормально.

Мне нравилось, что Николетт не делала беды из симпатии, она правда спокойно ко всему относилась. Сегодня нравится, потом уже нет. Красивый мужчина? Надо признавать. Осознание проблемы — первый шаг ее решения.

— Что дальше делать?

— Как это все произошло?

Я рассказала ей о споре, в это время нам принесли салаты, и я накинулась на еду с жадностью хищника.

— Ты хорошенькая, красивая. Надеюсь, сейчас нет проблем с самооценкой?

Я покачала головой. Нет, мне же уже не четырнадцать, чтоб считать себя страшилой, и не шестнадцать, чтоб переживать из-за того, что я не голубоглазая блондинка. Я почему-то в шестнадцать считала, что красивые глаза обязательно должны быть голубыми. Нет. Мне девятнадцать, и вижу себя в зеркале каждый день. И я знаю, что моя внешность очень приятна глазу. И если накраситься и красиво одеться, то можно произвести впечатление.

— Тогда в чем сомнения? — спросила Николетт.

— Я не знаю, как дальше себя вести.

— А чего ты хочешь дальше?

— Ну… я не хочу специально заниматься усилением его симпатии. Я хочу, чтоб ничего не менялось. Так комфортнее вести задание, расследование.

— Тогда так себя и веди. Что ничего не произошло из ряда вон выходящего. Это был просто спор и поцелуй. Хороший поцелуй. И все.

Как я умудрялась продумать схемы взаимодействия ядов, утилизацию улик, составлять планы лечения от сложных отравлений, но совершенно не могла сама себя успокоить в таком пустяке. Ведь все, что говорит Николетт я и так знала, но не могла собраться с мыслями.

— Ты права.

Мы еще поболтали о разном, Николетт рассказывала, что следит за музеем.

— Там ни к чему и не пришли? — спросила я.

— Нет, две страны не могут договориться. Карос давит на то, чтоб им в этот раз на дольше реликвию привезли. Нуриния отказывается. К компромиссу не могут прийти. Расследование, кстати, тоже влияет. Все в Каросе возмущены, что убили человека из отряда короля, и что убийца до сих пор не найден.

— Насколько я знаю… Они сами задерживают расследование. Эндари каждый раз согласовывает все действия.

— Может поэтому и затягивают? Чтоб поторговаться с нашим правительством?

— Знаешь, если бы я не знала деталей той ночи, — сказала я и увидела, как Николетт кивнула. — Я бы решила, что это сами люди Кароса убили Рафиуса и повесили на нас.

— А может быть так и планировалось? Вдруг был второй человек, который должен был устранить Рафиуса, но кое-кто… успел быстрее.

— Или его послали специально… с расчетом, что его убьют, — задумчиво сказала я. — Двух зайцев одним махом. И создать обстоятельства, которые позволять торговаться о сроках, и…

— Каких двух зайцев, — спросила Николетт в упор, глядя на меня.

Николетт знала, что на меня напали, знала, что я не могу рассказать об этом и объяснить обстоятельства. Это объяснялось тем, что в Каросе не будут выяснять деталей и просто казнят.

— Забудь, — ответила я.

Она кивнула. Догадывалась ли она? Если и да, то никогда не говорила.

Девять лет назад я осталась круглой сиротой, мама с папой умерли. Они отравились сладким. Может быть поэтому я так щепетильна к еде и своей кухне. Я пришла в гильдию, не зная больше куда податься. Нитта не хотела сначала брать к себе худенькую девочку, которая плакала постоянно, но все-таки передумала.

Я помню наше первое знакомство с Николетт. Она всегда казалась страше из-за своего роста и холодного рассудительного голоса. Ее родители и Лоуренса были участниками гильдии и погибли на одном из заданий. Нитта взяла их себе на воспитание и дальнейшую работу. Если женатая пара с детьми не уходила из гильдии — было ясно, чем будут заниматься в дальнейшем их дети.

Я сидела на крыльце и всхлипывала, как ко мне подошла Николетт, она тогда носила каре до подбородка.

— Тут так стало мокро, будто дождь прошел, — сказала она мне. — Как тебя зовут? Нитта сказала, что ты сама назовешь имя.

— Я не знаю… — заплакала я.

— Ты не знаешь своего имени?

— Знаю, но Нитта сказала, что мне нужно новое. Мое имя означает «Дождь звездной ночью».

— Такое невозможно, ночью бывает либо дождь, либо звезды, — ответила она.

— В ночь, когда я рождалась, были и звездны, потом пошел дождь, а потом снова на небе были звезды.

— Дождик — это про тебя, — сказала она и протянула мне платок утереть слезы.

— Я знаю.

— В одном из диалектов Нуринии раньше было слово, означающее что-то связанное с дождем, оно пришло к нам из другой страны. Рейни.

— Рейни? — переспросила я.

— Да. Мне кажется, что оно тебе подходит.

— Рейни. — Я перекатила свое имя на языке, стараясь понять, как ощущаю. — Мне нравится

— Только помни, что дождь, это не только слезы неба, это еще и сила водной стихии. Дождь смывает все старое и плохое, тушит пожары и избавляет от засухи. Рейни — это сила.

— Тогда, меня зовут Рейни.

— Приятно познакомиться, Рейни. Я Николетт.

Мы пожали друг другу руки и с тех пор стали подругами, а попозже она познакомила меня со своим братом, который лет до двенадцати считал нас малолетками и часто считал, что мы болтаем о детской ерунде.

— Время, — сказала Николетт, выдергивая меня из воспоминаний. — Мне надо еще заскочить домой перед заданием.

— Хорошо, — кивнула я.

Мы расплатились и вышли на улицу. Николетт пошла домой, а решила еще полчасика погулять.

Уже были легкие сумерки, воздух стал прохладнее и приятно обдувал мое лицо. Я осматривала фасады зданий Лерона, заглядывалась на подсветку витрин, мягкое освящение фонарей и наслаждалась.

Несмотря на сильную ненормальность жизни ассасинов, свою я любила. С выпечкой «Ля бу», напряженной работой в гильдии, обедами у Роки, разговорами с торговцами на рынке, с моей квартирой, откуда открывался вид на набережную Люшери, с кофейной туркой на кухне после пробуждения и сериалами по вечерам.

***

Я вернулась домой в спокойном расположении, разговор с Николетт и небольшая прогулка по