оно принимает камуфляжную раскраску.

— Но мы отметили несколько случаев, когда генералы переодеваются в штатское. Не перестают ли они в этот момент быть генералами?

— В Госдуме перестают. И это печально, потому что Госдума — не баня, где все равны и никто никому не подчиняется.

— Еще вопрос: есть ли среди генералов «дедовщина»?

— Обязательно. Старые генералы издеваются над молодыми.

— Как?

— Как хотят. Это предусмотрено Уставом.

— …?

— Есть такой неписаный военный устав, где первым параграфом значится: уважай старших. А не уважаешь — получай.

— Но ведь это первый признак морального разложения войск!.. Это чудовищное, позорное явление!..

— Не понимаю, о чем вы говорите. Слово «мораль» для военных — самое позорное, самое чудовищное. Наша профессия — убивать. И наши генералы должны быть лучшими в этой профессии.

— Спасибо за честное признание. Могут ли в этой связи наши генералы считаться киллерами?

— Никак нет. Киллеры работают в подъездах. А генералам нужен весь мир.

— Значит, есть шанс получить генерала даже там, где он совершенно не требуется?

— Именно так. Наша фабрика всегда к вашим услугам. Ведь тысячи людей в цехах трудятся для того, чтобы наша Родина была в государственной безопасности. Мы не дадим нашему стратегическому противнику права первого удара. Мы нанесем его себе сами. Для этого и работаем.

С этими словами любезный директор фабрики подарил нам парочку генералов в качестве образцов своей продукции.

Мы выехали за зеленые ворота и тотчас выбросили эти сувениры из машины.

И тем самым рассекретили еще один опасный объект.

1996

Расстрел

За пять минут до расстрела я твердо решил уехать в Израиль.

— Собирайтесь, — сказал мне вертухай. — Прощайтесь с жизнью.

Я подумал: «Все-таки приятно, что теперь они обращаются к нам на «вы». Это, безусловно, наша заслуга. Мы добились этого еще в годы перестройки».

Мы вышли из камеры, и он повел меня по очень темному коридору.

«Дорога к свету, — подумал я, — и должна быть нелегкой».

Коридор тянулся с загибом вправо, затем налево и снова прямо…

«Наш путь извилист, — подумал я, — но в конце концов именно он приведет нас к избавлению».

Вертухай толкнул меня прикладом в спину. Я подумал: «А все-таки Лубянку надо было снести или в крайнем случае передать «Детскому миру».

Вертухай приставил мне к затылку холодный ствол.

«Эх, сейчас бы мороженого и кофе эспрессо!»

Надо сказать, я очень люблю эспрессо в итальянском исполнении. Когда я был в Риме лет пять назад, мне очень понравилось сидеть в кафешках на свежем воздухе и бодрить себя рассматриванием элегантных итальянок, летающих мимо с распущенными волосами на мотороллерах… В эти минуты эспрессо особенно приятен.

— Встать к стенке, руки за голову.

Оказывается, мы уже были во дворе знаменитой на весь мир тюрьмы. Я с удовольствием вдохнул свежего воздуха.

«Жаль, Гайдар с Явлинским так и не объединились. Ведь если бы Гриша был не такой самовлюбленный…»

— Повернитесь спиной! — раздался чей-то голос.

«…всего этого могло бы и не быть!..»

Я повиновался команде. А что можно еще сделать в моей ситуации?! Визу?!

Нет, визу они мне, конечно, уже не дадут. А если дадут, то другую. В иной мир.

Мне было приятно думать о себе хорошо. Все-таки они не сломили меня, суки, не сломили…

— Именем Союза Советских Социалистических Республик…

Это тот же голос начал зачитывать приговор. Значит, у меня еще есть минутка.

Я вспомнил маму, своего школьного учителя по прозвищу Ганнибал, друга Альку, с которым вместе когда-то плавали на теплоходе по Волге, и почему-то целину, которую я зачем-то поднимал вместе со всеми в студенческие годы.

— …к высшей мере наказания.

Хотя чтение приговора закончилось, я попросил, чтобы мне дали все же сказать последнее слово.

— Ну скажи, ладно, скажи, — вяло согласился мой палач.

— Видите ли… — начал я издалека. — Будучи на протяжении всей своей жизни горячим противником смертной казни, я обращаюсь сейчас к Организации Объединенных Наций, Нобелевскому комитету. Совету Европы и другим гуманистическим сообществам во всем мире со страстным призывом приложить все усилия, чтобы покончить…

— А мы что делаем? — мрачно улыбнулся палач. — Мы это и делаем…

— Нет! — воскликнул я. — Вы дадите мне договорить!..

— Да договаривай, ну, договаривай… только быстрее!..

— …чтобы покончить с этой вашей мерзкой практикой уничтожения людей.

Они вскинули ружья.

Мне захотелось плюнуть им в лицо, но я сдержался. Воспитанный мужик, каковым я себя считаю, все-таки должен уметь вести себя с достоинством в любых, даже экстремальных ситуациях.

Поэтому я, как истинно интеллигентный человек, ограничился всего лишь одним матерным словом, да и то про себя.

— Конечно, мы, демократы, сделали большую ошибку на тех выборах… Нам надо было голосовать за Анпилова… «Ведь тогда бы он наверняка не прошел… — подумал я. — С другой стороны, в случае его победы над Ельциным электорат Жириновского перешел бы в аппарат Зюганова, а аппарат президента вообще стал бы электоратом…»

Они милостиво ждали, пока я окончательно приготовлюсь. Я встал в героическую позу.

— Стреляйте, сволочи! — крикнул я. — Всех не перестреляете!..

Раздался залп, но то ли патроны у них отсырели, то ли ружья были кривые и ржавые… Я стоял невредим.

«Все-таки коммунистическую партию надо было запретить, — подумал я. — Может быть, я не прав…»

Тут на середину двора с грохотом выехал танк и направил на меня свое милое моему сердцу жерло.

«А может, и прав», — посетила меня последняя мысль.

Танк выстрелил… и я проснулся.

1996

Дегустация

Вася Дмитриев, член общества «Память» со дня его основания, был приглашен в дегустационный салон, где его угостили шикарным коктейлем под названием «Николай II».

— Как вы делаете столь замечательный напиток? — спросил любознательный Вася, залпом осушив бокал до дна. — Интересно знать его состав.

— Смотрите внимательно, — сказал бармен. — Для начала я беру два пустых стакана, воду и красное вино. Вода — немецкая кровь, вино — русская.

Бармен разлил вино и воду в стаканы ровно по половинке. Затем ловко слил два стакана в один.

— Что я сделал?.. Я женил Петра I на Екатерине I!

— И что получилось?

— Не «что», а «кто»… Получилась Анна Петровна, их дочура, которая, как известно, вышла замуж за немецкого герцога Голштинского.

С этими словами бармен молниеносно вылил полстакана и дополнил остатки чистой водичкой из серебряного ведра, украшенного золоченой геральдикой какой-то баварской фирмы.

Далее он стал быстро манипулировать содержимым стаканов, то выливая и смешивая, то дополняя, и снова смешивая, и снова выливая… При этом бармен сыпал исторически достоверными фактами про брак Петра III с девушкой немецкого происхождения, которая вскоре стала далеко не девушкой императорского звания