— Не возьму в толк, — откровенничал он с Баскаковым, — как возможно взбунтовавшейся черни поднять руку на своего государя и лишить жизни помазанника божьего. Мало того, пролить безвинную кровь не только короля Людовика, но и его супруги.

Баскаков разделял его взгляды.

— Чернь она и есть чернь, — ответил он, — зверскою похотью крови человеческой жаждут. Вспомни-ка Емельку Пугачева, сколько крови пролил безвинной, не щадил ни женщин, ни детей малолетних…

Повседневные интересы не заслонили главного, ради чего прибыли они в чужую страну. В разгар зимы вдвоем с Баскаковым они поехали в Портсмут. Не заходя в гостиницу, прямо с почтовой станции отправились к морю. Несмотря на середину февраля, погода установилась погожая. Редкое солнце едва ли не в первый раз робко пробивалось сквозь толщу облаков и рассеяло туман, нависавший над бухтой. С набережной открылась величественная панорама Портсмутского рейда.

Всюду, куда ни кинь взор, красовались величественные многопушечные линейные корабли, фрегаты, корветы… Число их, при беглом взгляде, составляло не менее пятидесяти, и располагались они полукружьями. Ближе к берегу стояли на бочках и якорях фрегаты и корветы. Следующую дугу образовали линейные корабли. Почти на всех судах были убраны и сняты паруса. Солнечные блики сверкали на оголенных мачтах и реях. Блестевшие краской высоченные борта отражали лучи солнца в зеркальной глади бухты. Справа, ближе к берегу, отдельной группой стояли на якорях купеческие бриги и шхуны. Подобранные к реям паруса отдавали белизной и чем-то напоминали издали оперенные крылья птиц.

Между берегом и судами, от одного корабля к другому сновали десятки гребных и парусных вельботов и шлюпок. Вслед за ними тянулись и пересекались пенистые шлейфы на поверхности потревоженной воды.

Довершало живописную картину бесчисленное множество белоснежных чаек, крикливых и пронырливых.

После минутного молчания Лисянский заговорил первым:

— Уверен, ежели бы сейчас сонного человека сюда привезти и разбудить, вдруг проснувшись, не поверит он, что видит сию картину наяву.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Баскаков и вздохнул: — Однако сия армада корабельная — дело нешуточное. Вспомни-ка, два года тому назад англичане супротив нас выступить собирались. Не так просто пришлось бы отваживать их от Кронштадта.

Пройдя вдоль набережной, они остановились против 74-пушечного флагманского корабля. Глядя на грозные жерла пушек, Лисянский проговорил:

— Обозревая сию мощь морскую, ощущаешь величие и могущество Британии, столь долго распространявшей свое величие в Новом Свете, Индии и прочих частях света. Как поют англичане: «Британия, Британия, правь на всех морях!» Видать, России не имеет смысла ввязываться с англичанами в распри на морских коммуникациях.

Молодые офицеры не отказывали себе свободное время проводить по своему разумению. Лисянский в компании с Карташевым и Баскаковым посещал театры и многочисленные концерты. За свою службу в России ему не пришлось ни разу побывать в опере. Теперь он не пропускал ни одного спектакля в недавно открытом театре Друреля, слушал концерты знаменитой певицы мадам Ара, скрипачку Виоти. Старался побывать на всех представлениях Итальянской оперы…

Незаметно вступила в свои права весна. Распустились, зазеленели почки, лужайки и парки, туманы постепенно отступали, все чаще яркое солнце нагревало камень лондонских мостовых. Прохаживаясь по чистым, ухоженным улицам, мимо аккуратно подстриженных газонов, Лисянский невольно вспоминал непролазную грязь и неустроенность Кронштадта, на островах в устье Невы и в пригородах столицы. Правда, и Лондон тоже имел немало «примечательных» мест в своих предместьях, подобных мрачным закоулкам Ист-Энда, где жила беднота, царил полумрак и по ночам часто грабили и убивали прохожих. «При всем том, — отметил он, — Лондон наполнен таким множеством публичных забав, что надо иметь только деньги и охоту». За это время он неплохо усвоил язык и брал в посольстве книги по истории Англии. Не пропускал он и ни одной службы в православной церкви при русской миссии, подружился с протоиереем церкви — священником Яковом Ивановичем Смирновым. Частенько беседовал с ним, размышляя о смысле жизни, слушая его рассказы о многолетней борьбе католиков и протестантов. Смирнов давал ему читать книги по истории Англии.

«Вековая борьба за власть, смена династий, всюду смерть и насилие, — размышлял Лисянский, — Мария Стюарт, Карл I окончили жизнь свою на плахе, диктатуру Оливера Кромвеля сменила династия Стюартов. Кровавый след тянется по Англии из прошлых веков. Однако духа вольности и непокорности у британцев не отнимешь».

В последних числах апреля всех офицеров вызвал Воронцов:

— Желал бы некоторых из вас оставить в Канальной эскадре подле Ла-Манша, — посол улыбнулся, — однако Первый лорд Адмиралтейства Хоу тому противится — не должно русских допускать к секретам метрополии. Все вы расписаны на эскадры в Вест-Индию, Атлантику, Средиземное море. Надлежит взять бумаги завтра в Адмиралтействе у лорда Чатама…

29 апреля, накануне отъезда из Лондона, Лисянский послал письмо брату:

«Сегодня извещены от лорда Чатама о назначении в Портсмут, оттуда в Северную Америку. Со мной идут Поликути, Крузенштерн, Салтанов». Ананию будет небезынтересно узнать о нравах простых англичан… «Англичане столь недовольны нынешней войной с Францией, — писал он брату, — что когда король, открывший парламент сего году, возвращался, то был окружен толпой около 10 000 человек и насилу мог спастись от камней, которые пробовали крепость кареты его величества». Сообщив лондонские новости, он решил повеселить брата газетными новостями: «Вчера был пост, все лорды и бишопы обедали у господина Питта и хотя они там загуляли, не позабыли воздать хвалу богу, ибо около полуночи все находились под столом. Однако слишком записался, прощай».

У лейтенанта российского флота, как говорят, «выпуклый морской глаз». Он иронически посмеивается над незадачливым монархом Англии. Что же удивительного, на Британских островах дышится вольготней, чем в далеком отечестве. На берегах Невы обитатели Зимнего дворца спокойны. Подданные ея величества всем довольны и не ропщут. Нет им дела до порядков и нравов в царских покоях. Разве что кроме Александра Радищева. Быть может, о нем и вспомнил Лисянский, когда в том же письме примечательно заметил: «Газеты здешние никому в дерзости не уступят. Все происходит в Англии от вольности».

4 мая 1794 года Лисянский и три его товарища прибыли в главную базу флота Великобритании — Портсмут. Какая-нибудь сотня миль отделяла ее от материка. У восточных берегов Европы, в Атлантике, разгорелась борьба давних европейских соперников — Англии и Франции. Схлестнулись они по коренному интересу. Красочно описал эту сшибку на море историк, адмирал Мэхэн: «Война против торговли в течение Французской революции, как во время республики, так и при владычестве Наполеона, характеризовалась такой же страстностью, такими же чрезвычайными и широкими замыслами, такой же упорной решимостью окончательно низвергнуть и искоренить всякую противодействующую силу, какие характеризовали и все другие политические и военные предприятия этой эпохи. В усилиях надеть ярмо своей политики на торговлю всего мира два главных борца, Франция и Великобритания, балансировали в смертной схватке на обширной арене, попирая ногами права и интересы слабейших стран, которые — одни в качестве нейтральных, другие в качестве подчиненных, дружественных или союзных держав — смотрели безнадежно на происходящее и убеждались, что в этой великой борьбе за существование ни мольбы, ни угрозы, ни полная отчаяния пассивная покорность не могли уменьшить давления, постоянно разрушавшего их надежду и даже самую жизнь».