— Не надо плакать, ангел! — улыбнулась она.

Резкая боль пронзила Эвана, и, посмотрев на рубашку, он лихорадочно начал стряхивать с одежды пепел. Стряхнув тлеющий уголек сигареты на землю, он поднял подол рубашки и увидел красное пятно ожога на животе. Сжав зубы, чтобы не закричать, он услышал тихие ругательства Томми:

— Вот дерьмо! Куда она идет?!

Через улицу до них доносился голос миссис Халперн.

— Как там моя девочка? — ворковала она. — Ой! Тебе, кажется, нужно сменить пеленки, не так ли, милая?

Эван вздохнул с облегчением, когда увидел, как женщина миновала ящик и, поднявшись по ступенькам крыльца, стала открывать дверь ключом. «Давай, давай!» — мысленно подгонял он ее, желая, чтобы она поскорее вошла в дом! Бросив взгляд на друзей, он увидел то же самое выражение трепета на лицах Кейли и Ленни.

Но внезапно миссис Халперн развернулась и зашагала назад.

— Давай-ка заберем почту для папы, — улыбнулась она. Ребенок счастливо гугукнул.

Теперь улыбался только Томми. На лицах Эвана, Кейли и Ленни появилось выражение нарастающего ужаса.

Миссис Халперн поднесла ребенка к дверце почтового ящика.

— Хочешь сама открыть дверцу, красавица?

Эвану хотелось заорать изо всех сил, когда он увидел, как ребенок играет с ручкой.

Когда произошел взрыв, ощущение было такое, словно разверзлись небеса. Грохот загнал тупые иглы в уши Эвана, погрузив его в свистящую и визжащую глухоту.

Едкий дым поднялся облаком, и легкий бриз донес до подростков запахи гари. Эван не мог заставить себя оторвать глаза от окровавленных останков рядом с почтовым ящиком. «Что же мы наделали?»

Обрывки чего-то, очень напоминающего ткань, и деревянные щепки начали сыпаться сверху, и сухая черная сажа медленно опускалась на крышу машины Лизы Халперн.

Эван был рад, что взрыв оглушил его и ему не довелось услышать их крики.

Томми обшарил глазами дорогу — нет ли вблизи машин, — но ничего не увидел. Единственной реакцией был лай соседских собак и автомобильные гудки за много кварталов от них.

— Быстро! — крикнул он остальным. — Бежим!

У них было не более минуты, чтобы унести ноги, прежде чем начнет собираться народ, привлеченный шумом.

Эван и Кейли попятились в кусты и, развернувшись, рванули в лес. Пробежав за Томми несколько метров, Эван повернулся и крикнул:

— Быстрее, Ленни!

Но Ленни стоял не двигаясь, как статуя, сжав кулаки в два тугих шара. Его пустой взгляд был направлен на малинового цвета лужу у почтового ящика, и это зрелище навсегда запечатлеется в его сознании. Подбежав к нему, Эван подхватил его под одну руку, а Томми — под другую.

— Двигайся, придурок чертов! — крикнул Томми. — Если ты сейчас же не двинешь свою жирную вонючую тушу, я оставлю тебя полицейским!

Эван попытался подтолкнуть Ленни, но его ноги подгибались. Томми закинул его руку на себя, и Эван последовал его примеру. Двое подростков поволокли третьего.

Они бежали вслепую, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветви деревьев, стараясь как можно быстрее убежать с места преступления.

— О нет, — хриплый голос Кейли, казалось, исходит прямо изнутри головы Эвана. — О господи боже мой… Нет…

Боль снова прострелила тело Эвана от головы до пят, и от этого по нему прошла судорога. Он снова оказался в своей комнате в общежитии.

Повинуясь рефлексу, он перегнулся через край кровати, и его стошнило на пол. Он издал слабый звук отвращения. Комната была душной и запущенной. Запах пива смешивался с вонью блевотины и пота. Эван услышал ритмичное поскрипывание пружин кровати Тампера. Он кашлянул и поморщился от едкого вкуса во рту.

Что-то смутное мелькнуло на задворках его памяти, и, посмотрев вниз, он провел рукой по груди и животу. Пальцы нашли бесцветный кружок шрама на животе, как раз в том месте, где сигарета прожгла его одежду во время болезненного возвращения памяти.

— Что за черт? — вслух удивился он. — Такого со мной никогда не случалось… Я никогда не поджигал себя во время отключек, точно это знаю!

Он некоторое время изучал след от ожога, который был старым, хотя до сегодняшней ночи он его никогда не видел.

Из-под одеяла вылезла голова Тампера.

— Эй, сосед! — позвал он.

Эван посмотрел в его сторону, обозревая голые формы девушки в постели. Про себя он отметил, что это была отнюдь не Кристин. Тампер указал на его подбородок, испачканный рвотой.

— Ты бы вытерся, старик, пока у меня не пропал аппетит. Всю романтику убиваешь.

Эван проигнорировал его замечание и схватил дневник, который до этого читал. Взяв с полки ручку, он начал что-то лихорадочно строчить на полях, рядом со словами, которые написал в тринадцать. Он думал о шраме. Что-то изменилось. Точнее, он сам изменил что-то, побывав там, в своем прошлом, и шрам был тому свидетельством. У Эвана закружилась голова.

Эвану не хотелось снова ехать в Саннивейл, и, судя по тому, как Ленни себя повел при их последнем свидании, встречаться с ним было небезопасно. Но это была лишь одна из причин, по которым он не хотел туда ехать. Картины из его новоприобретенных воспоминаний о проделке с почтовым ящиком были слишком яркими и свежими, сама мысль о том, чтобы вернуться на место преступления, наполняла его отвращением и страхом. Эван сглотнул ком в горле и отогнал мрачные размышления, с напряжением слушая гудки в телефонной трубке. Нет ответа.

Он наклонился поближе к таксофону, заткнув одним пальцем ухо, чтобы заглушить шум, доносившийся из холла общежития. Коридор был украшен яркими лентами серпантина, тряпочками сдувшихся воздушных шариков и бесчисленными плакатами. Весь этот яркий декор был в честь Родительского дня, и на досках объявлений висели афиши с расписанием концертов, презентаций и прочих мероприятий. Праздничная суета проносилась мимо Эвана, который планировал провести это время с матерью, как можно дальше от колледжа.

К телефону никто не подходил, и он бросил взгляд на часы в надежде, что миссис Кэган все еще дома. В холле было полно студентов, болтающихся без дела. Некоторые напускали на себя мрачность, некоторые беззаботно-весело гуляли со своими мамами и папами, приехавшими из дома с сумками, полными продуктов и других сокровищ. Рядом с Эваном звякнул лифт, исторгая из себя очередную порцию студентов, пополнившую холл. Среди них была готического вида девушка с прической как у дикобраза, одетая в черный жилет и джинсовый комбинезон, что очень хорошо сочеталось с ее бледной кожей и очками в черной оправе. Единственным ее украшением был золотой панк на цепочке. Последняя пассия Тампера подмигнула Эвану, проходя мимо.

— И как это у него получается? — удивился вслух Эван, и в этот момент на другом конце подняли трубку.

— Да? — спросил женский голос вежливым, корректным тоном, который появляется у пожилых леди, когда они говорят по телефону.