— Он же сказал, что те назвались уже после свары, — оборвал парня Жид.

— Если ты соврал, мы тебя из-под земли достанем, — не унимался агрессивный парняга.

— Он же сам приехал, — снова вступился за каторжанина Жид.

Гриша оставил номер своего телефона и был отпущен с миром.

Самосвал оказался не «измайловским». Для чего эту чушь брякнул его брат, неизвестно. Он выжил, заявление, естественно, не написал. Один раз рецидивист пересекся со своим терпилой на «стрелке» в Лобне, куда подъехал по просьбе своего друга Котика. Самосвал извинился, поблагодарил за то, что Григорий не стал его добивать и не снял цепь. Потом сказал странную фразу, над которой мнительный арестант долго кабалил[126]: «Я про тебя по-другому думал…». А когда разоблачили козни Шпрота, все встало на свои места. Они вместе травились, и Олег плел бедолаге Самосвалу всякую хрень, отчего тот решил, что Уральский станет для него легкой добычей. Вот громила и нарвался, став невольной жертвой подлых интриг наркомана.

К сожалению, у Самосвала начала гнить жопа. Туда свирепый арестант нанес наибольшее количество ударов. Подраненный громила часто лежал в больнице. Друзья-приятели услужливо возили ему в госпиталь отраву. И прямо там, на больничной койке он и умер от передоза. Вслед за Самосвалом сгинуло большинство участников этой истории.

Один из Сирот крякнул[127] в Турции с перепоя. Второй попал в лагерь и представился там. Вроде как тоже — передоз. Третьего, как раз участника конфликта, Сироты сами из коллектива еще раньше выгнали, и где он, неизвестно. Базин отсидел срок за вымогательство и пропал с Гришиного горизонта.

Нет уже в живых Леши Жида, который великодушно и справедливо отнесся к ситуации Уральского.

Со своим водителем Русланом каторжанин вынужден был расстаться, когда тот начал травиться. Он разбился на мотоцикле в Индии.

Шибко блатной Каракуль с Каленым не сработался, и лидер Сокольников отправил блатаря на вольные хлеба. Большинство людей Каракуля перебежало к Каленому или вообще завязали с бандитизмом…

Позднее рецидивист узнал: хоть Каленый и орал на него, но когда местный шпанюк Картина прибегал жаловаться, что его где-то побили, то лидер Сокольников рычал на него: «Что вы жаловаться бегаете!!! Вот Уральский — берет и режет, если его касается!!».

Доставалось в «Неве» не только блатным и случайным посетителям.

Летом 1994 года в Сочи сокольнический «стремяга»[128] Антон познакомил Уральского с двумя громилами Кнопой и Костылем[129]. Крупные, абсолютно безбашенные парни быстро нашли общий язык с Гришей и часто поддерживали его на «стрелках». Однажды каторжанин пригласил их на концерт популярного шансонье Геннадия Жарова. Костыль предупредил, что приедет с известным авторитетом Борей Ястребом. На таких мероприятиях в «Неве» — кабак битком, дым коромыслом. Все, как всегда. Только Ястреб неожиданно привез с собой еще человек пять отборных головорезов. Ну что поделать? Каторжанин привычно вздохнул и дал указание накрывать «поляну». Согласно законам босяцкого гостеприимства. Гриша впервые увидел этого маститого преступника, непобедимого и крайне упертого на «стрелках». Свирепой внешностью и хромотой Ястреб напоминал какого-то старого пирата. Криминал был буквально написан у него на лице.

Боря Ястреб прожил бурную, полную опасностей жизнь[130]. Смотрел за Бутыркой. Занимался боксом и был близок к легендарному боксеру Олегу Коротаеву. Получал с гостиницы «Советской» и нескольких банков. Решал вопросы по газу и нефти. К нему исключительно уважительно относился Сильвестр, и прислушивались даже Воры.

Вот такой человек в сопровождении пяти здоровых парней прибыл послушать суперхит Жарова «Ушаночку». Поклонниками творчества популярного блатного шансонье оказались и районные чехи. За столом с кавказцами сидел высокий, надменный мужчина с тонкой полоской холеных усов. В разгар концерта его опознал один из бойцов Ястреба — Димон Рыжий, прошедший Афган, мастер спорта по регби и боксу.

— Это мент с Петровки, наглый, как бульдозер, — прошептал он своему лидеру.

— Ну и поучите его за наглость, — опрометчиво брякнул Ястреб.

Бойцы старого разбойника дождались, когда опер с чехами спустились на «дальняк»[131] и пустили их под замес.[132] Против головорезов Ястреба у ментовско-вайнахского альянса не было никаких шансов.

Уральский виснул с телками где-то за барной стойкой и увидел только конечный результат. Чех Иса и мент плавали в луже крови. Особенно Гришу поразил вид офицера. Его лицо просто было разбито всмятку. Сильный, уверенный в себе мужчина в считанные мгновенья превратился в бесформенный кусок мяса. Хоть и изрядно поддатый, каторжанин сразу сообразил, как это ему аукнется. Банда Ястреба в спешном порядке «рвала когти»[133].

— Ну, ништяк, — не стал сдерживать эмоций Уральский. — Наломали дров и сваливаете! А мне куда деваться?

— Я останусь с тобой, — Костыль обнял расстроенного Гришу.

Заглушая страх неминуемой расплаты, приятели напились и весь вечер плясали под залихватские песни Жарова. Костя подарил Уральскому золотой перстень. Ни менты, ни чечены в этот вечер не приехали, и друзья благополучно догуляли ночку.

Они появились только через неделю, когда разбитая физиономия опера позволила ему выходить на улицу в черных очках. На разговоре Гриша смастырил соболезнующий кисляк[134], а потом отморозился:

— Ничего не знаю, сам знаешь, кто тебя опознал, вот и разбирайтесь…

— Но ты можешь с ними забиться?

— Вы хотите, чтобы я их под прием подставил?

Мент грозил правоохранительными карами, а кавказцы обещали расстрелять «Неву» из гранатомета. Каторжанин угрюмо молчал. Сошлись на том, что чехи встретятся с людьми Ястреба. Кавказцы предложили поговорить в малом составе. Уральский должен был стать гарантом соблюдения этого условия.

На следующий день в «Неву» подъехали два человека, чех и невысокий, атлетически сложенный мужчина с брутальным лицом воина. Русский. В девяностых, да и позднее, всегда находилась падаль, которая выступала на стороне горцев против своих.