— Все. Главное, чтоб были свежими.

Мальчик помчался выполнять поручение. Он не стал просить денег на расходы. Сколько бы он ни потратил, ему вернут в десять раз больше.

Эдди Парадиз наступил на газету, затем обошел дом и проник в клуб Кзррол гарденс» через подвальную дверь.

Они с Момо выросли в этом районе и вдвоем, купили здание. Из бурого песчаника, оно затерялось на жилой улице, в квартале, который до сих пор был на сто процентов итальянским. Когда-то здесь размещался настоящий охотничий клуб, и в подвале сохранилось стрельбище. В том же подвале стояла пустая клетка из железных прутьев, вероятно украденная во время строительства зоопарка в Бронксе. Скорей всего, она предназначалась для собак. Эдди мечтал достать льва — настоящего льва — и посадить в клетку. Навел справки. Да, такое возможно.

На первом этаже располагались и кухня, и зал: диваны, карточные столы, бильярдные столы и резной деревянный бар. На стенах личная коллекция Эдди — десятки плакатов Второй мировой. «Он наблюдает за тобой». «Кто хочет знать?» «Будешь болтать — этот человек умрет». «Враг навострил уши». «Враг хочет знать, что тебе известно». Всем нравился плакат с изображением полногрудой дамочки, которая перегнулась через стол поближе к камере, обнажая темную аллею ложбинки между грудями. Она показывала пальцем на красные игральные кости. Надпись гласила: «Не играй с огнем! Думай, что говоришь и пишешь». Лично Эдди любил плакат, на которое изображались два стрелка в профиль — грубый итальянец с клепальным молотком, похожим на lupara,[12]а чуть ниже — солдат в каске с автоматом Томпсона. «Дайте им ствол». Каждый раз, бросив взгляд на плакат, Эдди улыбался.

На втором этаже находились спальни к кабинеты. Стол возвышался на платформе высотой в пятнадцать сантиметров (идея Эдди), чтобы, сидя за столом, смотреть на посетителей сверху вниз. Верхний этаж вмещал зал для банкетов с кухней и винтовой лестницей на крышу с террасой.

Парадиз вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.

— Внизу у нас свинарник.

— У тебя извращенное восприятие, — сказал Момо. — Это как с новым мылом и носками, со всеми вещами, с которыми приходится прощаться, шагая в ногу с модой. Но, откровенно говоря, заморочка с газетой заходит слишком далеко.

Эдди каждый день надевал неношеную пару носков. Еще он выбрасывал мыло, как только стирались буквы.

— Да, у каждого свои чудачества, — ответил Эдди и сделал вид, будто собирается взъерошить покрытые гелем волосы Таракана, которые и правда были тверже тараканьей оболочки.

На самом деле его звали Косимо Бароне. Момо надеялся стать capo, что не удивило бы Эдди и ничуть не разозлило. Косимо был хорошим человеком, честно заработавшим нажитое. Ходили слухи, будто Таракан в столь близких отношениях с Ником Джерачи, что станет его преемником, то есть capo, но Эдди тоже прекрасно ладил с Ником. Когда произошло перемещение должностных лиц, Момо находился в тюрьме, на севере штата, куда попал после полицейского налета на автомастерскую, в которой разбирали на части угнанные автомобили. Он отсидел срок и никого не выдал, что, с одной стороны, было причиной поощрить, а с другой — недавно освободившийся человек слишком выпал из курса дел, чтоб стать capo. Поэтому должность занял Эдди Парадиз, а Момо Таракана выпустили досрочно и отправили на месяц отдыхать в Акапулько, оплатив все расходы, включая женщин. Справедливо или нет, пришлось смириться. Надо жить настоящим, если не хочешь пойти по стопам Ника Джерачи или дяди Салли. Эдди гордился тем, что живет сегодняшним днем.

— Мило с твоей стороны оставить мне рабочих, — отметил Парадиз. — Я б огорчился, если бы не решил еще пару житейских проблем.

— Я разговаривал по телефону.

— Надеюсь, по поводу уборки нашей дыры. Или мне самому обо всем думать?

— Наши парни вполне могут это сделать.

— Если бы могли, давно бы сделали. Их здесь вообще нет. — Была суббота, к тому же День Колумба.

Момо рассмеялся:

— Может, мне еще предоставлять отчеты о проделанной работе?

— Нет, просто выполняй, что тебе говорят, — ответил Эдди. — Найди уборщицу, службу по ремонту, что угодно.

— Не смотри на меня так, будто я балду гоняю, — возразил Таракан. — Бегаю все утро, развлекаю наших друзей из Нового Орлеана. — Момо имел в виду Карло Трамонти и его людей. Трамонти приехал в Нью-Йорк, чтобы обратиться к Комитету. Честь разместить их выпала Эдди Парадизу и его подручным, ко всему прочему.

— Черт, ты хоть знаешь, что это значит?

— Конечно, я путешествую, много узнаю.

— Ты путешествуешь? Да ты нос не высовываешь из Бруклина.

— А как же Мексика? — Момо протянул загорелые руки.

Парадиз хотел упомянуть солнечную лампу для гомиков, но промолчал.

— Мексика — исключение, которое лишь подтверждает правило.

Таракан покачал головой.

— Что такое? — спросил Эдди. — Давай. Валяй. Выкладывай.

Он ждал признания, что поездка в Мексику была утешительным призом, отпуском вместо заслуженного повышения. Чем раньше они выяснят все между собой, тем лучше.

— Говори же, — велел Парадиз, на сто процентов уверенный, что Мамо не решится.

— Что говорить?

— О Мексике. Не тормози.

Таракан поднял руки.

— Понятия не имею, о чем ты.

Эдди знал, что в подобных ситуациях Майкл Корлеоне умудрялся «выкурите» человека молчанием. Он попытался досчитать до цифры, сколько прожил лет. Этому научил Джерачи. Если не отводить взгляда, Противник отмерит секунду на каждый год и выпалит нужный ответ.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — нахмурился Момо (Эдди успел досчитать до тринадцати). — Но, к твоему сведению, я выезжал из Бруклина прошлым вечером, забирал чуваков из аэропорта.

— Ко го-кого?

— Я думал, ты любишь негритянский рок-н-ролл, — сказал Таракан. — Не могу поверить, что ты никогда не слышал слова «чувак».

Парадизу не было надобности спрашивать, какая связь между словом и рок-н-роллом. Музыка служила поводом для бесконечных споров. Момо всего лишь имел в виду, что он в равной мере сомневается в обеих вещах. Несменяемая шутка разрядила атмосферу.

— И ты думаешь, — продолжил Эдди, — так можно называть человека в лицо? Чуваком?

— Меня все зовут Тараканом, но у меня хватает чувства юмора, чтобы это правильно воспринимать.

— Да, но ты не так уж спокойно реагируешь на «итальяшку», «макаронника» и тому подобное.

— Только из уст людей, которые не такие, как мы.

— Ты не очень-то похож на Трамонти и его людей, — отметил Эдди.

— Может, и нет, но, не обижайся, есть заметное сходство между тобой и этим, как там его…