Генерал Вильсон, загоревшийся энтузиазмом после всего услышанного и увиденного, беседовал с ним более трех часов. Когда Фош смог наконец проводить своего посетителя к двери и, как надеялся, пожелать ему всего хорошего, Вильсон с восторгом заявил, что придет на другой день продолжить разговор и просмотреть дополнительные материалы. Фош не мог не прийти в восхищение от этого «элана» — «душевного подъема» англичанина. Во время второго разговора они открыли душу друг другу. Через месяц Вильсон вновь прибыл в Париж для участия еще в одной сессии. Фош принял приглашение приехать в Лондон весной, а Вильсон согласился нанести ответный визит французскому Генеральному штабу летом.

В Лондоне Фош был представлен Вильсоном Холдейну и другим руководителям Военного министерства. Ворвавшись в комнату одного из своих коллег, он крикнул:

«Я привел сюда Фоша — французского генерала. Запомни мои слова — этот парень будет командовать союзными армиями, когда начнется война».

В данном случае Вильсон уже имел в виду принцип единого командования и даже избрал человека для руководства им, хотя для того, чтобы его предсказание сбылось, потребовалось пройти через четыре года войны и оказаться на грани военного поражения.

После 1909 года в результате непрекращающихся визитов оба стали такими закадычными друзьями, что Вильсон стал своим человеком в семье француза и был приглашен на свадьбу дочери Фоша. Вместе со своим другом Анри Фош мог проводить часы «в задушевных беседах», как сказал один их знакомый. Прогуливаясь вдвоем, один высокий, а другой маленького роста, они обменивались мыслями, порою ведя жаркие споры. На Вильсона производила особенное впечатление та решительность и быстрота, с которой проводились занятия во Французской Военной академии. Офицеры-преподаватели постоянно подгоняли офицеров-слушателей: «Вит, вит!» — «Быстрей, быстрей!» — и «Алле, алле!» — «Живее, живее!» Введенная на занятиях штабного колледжа в Кэмберли, эта система гонки быстро получила прозвище «операция Вильсона «Алле»».

Во время своего второго визита в январе 1910 года Вильсон задал Фошу вопрос: «Какое наименьшее количество английских войск могло бы потребоваться для оказания вам практической помощи?»

Ответ Фоша сверкнул как сталь рапиры: «Один английский солдат, а мы позаботимся, чтобы он сразу погиб».

В этой лаконичной фразе отразился взгляд французов на всю проблему союза с Англией.

Вильсон, однако, хотел, чтобы Англия взяла на себя определенные обязательства. Убежденный, что война с Германией неизбежна, он внушал своим коллегам и ученикам мысль о необходимости срочных мер и сам полностью отдался осуществлению этой идеи. В 1910 году удобный случай представился. Он был назначен начальником оперативного управления — пост, на котором генерал Грирсон начал с французами переговоры на уровне штабов. Когда майор Уге прибыл с визитом к Вильсону, чтобы посетовать на отсутствие с 1906 года прогресса в решении этого важного вопроса англо-французского сотрудничества, он услышал в ответ: «Важный вопрос! Это вопрос жизни и смерти! Иначе и быть не может!»

Это послужило толчком к возобновлению совместного планирования. Вильсон не видел ничего, кроме Франции и Бельгии, и не бывал нигде, кроме этих двух стран. Во время своего первого визита в 1909 году, передвигаясь на поезде и на велосипеде, он в течение десяти дней осмотрел франко-бельгийскую и франко-германскую границу от Валансьенна до Бельфора. Он нашел, что «оценка германского наступления через Бельгию, данная Фошем, совпадает с моей и что важнейшая линия будет проходить через Верден и Намюр», другими словами, восточнее Мааса. В течение последующих четырех лет Вильсон совершал по три-четыре поездки ежегодно на велосипеде или на автомобиле по районам боев 1870 года или предполагаемым в будущем в Лотарингии и Эльзасе. Во время каждого визита он консультировался с Фошем, а после ухода Фоша — с Жоффром, Кастельно, Дюбвем и другими представителями французского Генерального штаба.

В кабинете Вильсона в Военном министерстве всю стену занимала карта Бельгии. Те дороги, по которым, как считалось, двинутся немецкие войска, были обведены черной жирной линией. Когда Вильсон пришел в Военное министерство, он увидел, что из-за новых порядков, введенных Холдейном, прозванным «Шопенгауэром от генералов», регулярная армия была тщательно обучена, подготовлена и реорганизована для того, чтобы в любой момент суметь выполнить роль экспедиционного корпуса. Одновременно были осуществлены все мероприятия для доведения ее численности до уровня военного времени в случае мобилизации. Однако в отношении ее транспортировки через пролив Ла-Манш, размещения, обеспечения продовольствием, а также взаимодействия с французскими частями никаких планов не существовало.

Летаргия, охватившая штаб в отношении этих проблем, вызывала у Вильсона периодические приступы бешенства, о чем свидетельствует дневник:

«…Зол страшно… нет планов железнодорожных перевозок… нет планов пополнения конного состава… положение дел скандальное! Нет планов доставки войск в порты… нет планов использования портов, не спланирована переброска морем… абсолютно никаких медицинских приготовлений… затруднения с конным транспортом не преодолены… практически ничего нет, скандально!..Ужасная неподготовленность…» И все же к марту 1911 года, несмотря на отсутствие и планов, и мероприятий, и лошадей, ему удалось составить график мобилизации, по которому «все шесть пехотных дивизий грузятся на транспорты на 4-й день, кавалерия — на 7-й день, артиллерия — на 9-й день».

Все это оказалось очень своевременным. Первого июля 1911 года «Пантера» подошла к Агадиру. Во всех правительственных кругах Европы витало слово: «Война». Вильсон поспешно прибыл в Париж как раз тогда, когда Военный совет Франции вывел из своего состава генерала Мишеля и полностью отказался от оборонительной стратегии. Вместе с генералом Дюбаем он составил меморандум, предусматривавший в случае вмешательства Англии высадку экспедиционного корпуса из шести пехотных и одной кавалерийской дивизии. В документе, подписанном Вильсоном и Дюбаем 20 июля, указывалась общая численность войск — 150 тысяч человек и 67 тысяч лошадей, которых надлежало доставить в Гавр, Булонь и речной порт Руан между четвертым и двенадцатым днем мобилизации.

Из этих пунктов войска нужно было перебросить по железной дороге в район сосредоточения у Мобежа; достижение полной боеготовности намечалось на тринадцатый день мобилизации.

В действительности же соглашение между Дюбаем и Вильсоном привязывало в случае начала войны и вступления в нее Англии британскую армию к французской, причем она должна была продолжить французскую линию обороны и прикрыть левый фланг от обхода. Оно означало, как об этом с радостью писал майор Уге, что французы убедили Вильсона и английский Генеральный штаб не открывать «еще одного театра военных действий» и согласиться на совместные операции «на главном, то есть французском, фронте». Практически этому способствовали не только действия французов, но и позиция, занятая командованием английского флота, которое отказалось гарантировать безопасность высадки войск в портах, расположенных выше линии Дувр — Кале, что, в свою очередь, исключало десантирование поблизости или на территории самой Бельгии.