Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, такое наставление произвело благотворное действие на обеих женщин: смягчило горечь раскаяния одной и смирило другую.
Шла к святителю Тихону на богомолье одна женщина, гонимая свекровью. Невзлюбила ее свекровь, гнала, унижала, томила работой и постоянно укоряла, так что ей житья не было. Нрава была она кроткого, тихого, никому не перечила, все сносила, только иногда украдкой плакала.
Идут себе богомольцы медленным шагом, и сзади всех понуро бредет молодая женщина. Идет она и видит вдруг: лежат на земле четки. Она их подняла. Стали путники подходить к городу, выходит им навстречу Антоний Алексеевич и говорит этой женщине:
— Тебе, смиренная раба Божия, святитель Тихон четки послал. Ведь это из его раки четки, с его нетленных ручек.
И сама женщина, и ее спутницы были поражены словами старца и в смущении направились к монастырю.
Когда с трепетом подошли они к раке святителя, гробовой иеромонах спросил:
— Откуда у тебя эти четки?
Женщина рассказала, как нашла их на дороге и что ей говорил Антоний Алексеевич.
Для проверки этого рассказа иноки подняли пелену с мощей и, действительно, тех четок, которые лежали раньше на руках не было. Тогда поняли, что святитель чудным образом послал утешение женщине, которая ни от кого в жизни не видала добра, и вместе с тем вразумил тех, кто особенно ее преследовал.
Утешенная женщина отдала четки, и после горячей молитвы святителю, успокоенная и облегченная душой, вернулась домой.
Вообще же обыкновенно Антоний Алексеевич говорил коротко, и каждому именно то, что нужно.
Часто находился он как бы в неземном настроении духа, был необыкновенно кроток, послушен и обходителен.
— Сударик мой, — с теплою ласкою говорил он обыкновенно людям, приходившим к нему с горем: — я ничего: — так Бог дал; знать, так мать тебе обрекала.
И от этих простых слов становилось легко и отрадно на сердце. То было действие посланного ему дара утешения.
Но были времена, когда его видали беспокойным, несговорчивым, даже грозным. Видно было, что он вел тогда борьбу с духами злобы. И тогда ночи проводил он без сна, целые недели без пищи и питья. Он с длинною палкой в руках ходил или бегал по монастырю, точно выгоняя кого-то, с криком:
— Эк их нашло сколько!
В такое время сверкающий как молния взор его проникал в душу, и он беспощадно обличал людей, не разбирая ни звания, ни положения.
В один из ноябрьских дней Антоний Алексеевич в самом тревожном состоянии духа бегал по монастырю и пел: «Вечная память», а к полудню посреди монастырского двора стал слезно молиться, произнося: «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего!» Когда после трапезы у него спросили, о ком он молится, он ответил:
— Как же не петь, братцы, вечную память. Ведь в Таганроге к морю-то упал большой столп.
Через некоторое время пришло известие, что в Таганроге скончался Император Александр I.
За несколько лет до открытия мощей святителя Тихона, говоря с одним монахом, Антоний Алексеевич, изменившись вдруг в лице, громко воскликнул:
— Сколько народу-то идет. Видимо-невидимо! Один только Господь это знает и моя душенька.
На вопрос монаха, куда этот народ идет, отвечал:
— К Оське в яму.
Ямою он называл пещеру, где лежал святитель Тихон до прославления, а Оською — иеромонаха Иринея, около 50-ти лет служившего при гробе святителя.
Один чиновник из министерства был оклеветан и лишен должности. Ездил он оправдаться в Петербург, но бесплодно. С горя он запил. Однажды мимо его дома проходит Антоний Алексеевич и говорит:
— Полно тебе бражничать! берись-ка за дело. Бог о тебе не забыл.
На следующий день чиновник получил бумагу, утверждавшую его в его прежней должности.
Приехал в Задонск, еще до прославления святителя Тихона, один мирянин. Когда он выходил из пещеры святителя, к нему подошел неизвестный тогда посетителю Антоний Алексеевич и строго сказал ему:
— Давно, давно тебе пора прийти сюда. Я все тебя ждал!
На вопрос, кто он, Антоний Алексеевич сказал:
— Незачем тебе этого знать. Но я знал тебя, когда ты жил еще на севере в большом каменном доме. Ты тогда дал обещание прийти сюда. С тех пор я все ждал тебя.
Поразило посетителя это слово. Действительно, когда он учился в Петербурге в кадетском корпусе, он, чувствуя тщету мира, дал себе слово стать монахом. Но впоследствии обстоятельства задержали исполнение его намерения. Под влиянием слов Антония Алексеевича он немедленно просил настоятеля принять его в число братии. Впоследствии он сам стал истинным подвижником. Его имя — о. Нафанаил.
Был у старца дар исцеления. Один монах ужасно страдал от нарывов на спине и думал даже оставить свое послушание. Чувствуя его мысль, Антоний Алексеевич сказал ему:
— Куда ты думаешь от меня бежать, Николашка, — и затем стал молиться, приговаривая: — Помилуй, Господи, Николашку, — после трех молитв этих нарывы прорвались, и боль исчезла.
Другому молодому послушнику боль в груди мешала петь на клиросе. Старец велел потереть грудь снегом и продолжать петь на клиросе. Грудная боль прекратилась навсегда.
Когда блаженный хотел видеть свое родное село Клиновое, он начинал заочно призывать своего правнука Ивана. На другой же день к вечеру являлся в монастырь правнук и объяснял:
— Вчера напала на меня такая тоска по дедушке, что рад бы хоть пешком идти к нему.
За год до кончины блаженный пришел в Задонск в дом, купленный незадолго до того помещицею Демидовой, и сказал ей:
— Я к вам, так Бог велел.
— Мама, — говорил он, заболев, г-же Демидовой, — пора мне умереть: похорони меня. Похорони меня во спасение души в монастыре и заплати за меня пять рублей.
Когда та сказала себе, что едва ли можно схоронить за эти деньги, он, догадываясь о ее мысли, прибавил:
— Ну, пятьсот отдай. Хотя у тебя и был ныне недород хлеба, да зато у меня его много. Вот, даст Бог, я перейду, тогда и тебя возьму к себе, мама. Да сшей мне новый белый кафтан, нижнее белье и купи новый кушак.
За две недели до Покрова он стал говорить ей:
— Мама, пеки блины в субботу под Покров.
И в ту самую субботу, 29 сентября 1851 года, он тихо почил на 120-м году земной жизни.
Стали сходиться к его гробу и служить по нему панихиды. Его