Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(В. И. Гурко)
Здесь господин Гурко то ли лукавит, то ли ничего не понимает. Списывать все социальные конфликты на революционную пропаганду было в обычае тогдашних российских чиновников. Впрочем, Гурко хоть и трудился в Министерстве внутренних дел, к политическому сыску никогда отношения не имел. Так что он мог и не знать подробностей.
На самом-то деле с революционной пропагандой дело обстояло не так просто. В значительной степени это – миф, распространенный в «верхах». В жандармских документах начала XX века не существует никаких конкретных сведений об арестованных революционерах, агитировавших в деревне за активные выступления. А ведь если имела место массовая агитация – кто-то неизбежно должен был попасться… Нет сведений об этом и в мемуарах революционеров – хотя их после 1917 года было понаписано множество – в том числе и эсерами. Миф о том, что партия эсеров подготовила выступления 1902 года, был запущен «бабушкой русской революции», одной из создательниц эсеровской партии Е. К. Брешко – Брешковской. Причина вполне понятна – в это время партия была ещё очень слаба, массовый террор начался позже. А за неимением собственных реальных дел, можно с рекламными целями приписать себе и чужие. Кстати, терроризм стал главным делом эсеров не от хорошей жизни. Стрелять и кидать бомбы они ринулись как раз потому, что у них с другими методами ничего не получалось.
Интересно, что даже в книгах, написанных представителями спецслужб для внутреннего употребления, например, в фундаментальном трехтомном издании генерала А. И. Спиридовича «Революционное движение в России», созданном для просвещения офицеров Охранных отделений, при упоминании крестьянского движения 1902 года цитируется… Брешко – Брешковская. Других данных у генерала не было.
Нет, эсеры издавали и распространяли среди крестьян множество листовок и брошюр. Но бумажками людей на бунт не поднимешь… Для этого нужно было «вписаться» в крестьянскую среду, стать своим. Надо понимать суть «мира». Чужака могли выслушать, так сказать, для общей информации. Но веры ему, а уж тем более интеллигентам – не было никакой. Вы представьте – приперся какой-то никому не известный тип и зовет идти жечь помещиков…
Да и вообще – на самом-то деле, несмотря на все свои декларации, эсеры не очень-то стремились поднять крестьянское восстание. Главной их целью являлось создание парламентской республики. Они считали – вот её создадим, а тогда можно и о земле подумать. Сторонники «аграрного террора», то есть организации партизанской войны, всегда были в партии маловлиятельным меньшинством, которые дальше выпуска литературы не шли. Хотя определенную роль эсеры сыграли – но несколько позже.
Тем не менее, агитаторы-то в деревне имелись. Только это были не члены революционных организаций. Это были рабочие. В конце XIX – начале XX века в России поднялась волна забастовок. Требования были исключительно экономическими. Революционеры, прежде всего социал-демократы, если и принимали в них участие – то на подхвате. В основном помогали печатать листовки.
Власти с забастовками боролись – причем исключительно тупо. Любой трудовой конфликт считался «подрывом устоев». Вместо того чтобы пытаться проблемы разрешать, шли на поводу у предпринимателей – и пытались справиться с забастовщиками с помощью репрессий. Но это было не так-то просто. Зачинщиков забастовки выявить довольно легко. Их можно было привлечь. А вот, так сказать, «второму уровню», активистам, предъявить что-то было непросто. Выход нашли. Я уже упоминал, что рабочие формально продолжали оставаться членами общин. Так что всех рабочих, заподозренных в том, что они смутьяны, попросту высылали по месту жительства. Благо у губернаторов имелось право административной высылки.
И вот представьте этих людей. Их выдергивали с заводов и отправляли в родные деревни, чему ребята совсем не радовались. Активистами были квалифицированные рабочие, а они зарабатывали куда больше крестьян, к тому же любили свою работу. Кроме всего прочего, они усвоили «логику классовой борьбы».
А эта логика четверть века спустя была сформулирована в знаменитом «Гимне рабочего фронта».
Но самое главное – эти люди были в крестьянской среде своими! Они в этих деревнях выросли, всех знали – и знали, как с односельчанами разговаривать. И эти ребята поднимали людей.
И вот тут-то сыграли свою роль революционеры. Существует подробное описание деятельности эсеровской группы, «заточенной» на работу с крестьянами, действовавшей в 1902 году в Саратовской губернии. (То есть той, в которой несколько позже губернаторствовал Столыпин.) Данные борцы за народное дело первоначально печатали листовки – но особого толка от этого не было. И тут к ним стали приходить крестьяне с просьбами – научить их, как изготавливать гектограф, простейшее множительное приспособление. Благо это печатное устройство изготовить очень нетрудно, для данной задачи никакой технической грамотности не требуется. А всё необходимое для этого можно было свободно купить в любом уездном городке[25]. Революционеры научили. И крестьяне стали изготавливать свои листовки. Как говорится в рекламе, почувствуйте разницу.
В конце концов, крестьянские выступления были подавлены. Однако кое-какие подвижки наметились.
«В феврале 1903 г. было провозглашено обещание облегчить выход из общины, в марте ликвидирована круговая порука общинников, в августе 1904 г. отменены, наконец, телесные наказания крестьян. В 1904 г. – крестьян перестали пороть за недоимки, как в Средневековье!!! И отменили ответственность всех общинников за проступки одного. Удивительный прогресс для “Великой России”».
(И. Поморцев)
Не говоря уже о том, что началась работа над крестьянской реформой. Шла она, правда, ни шатко ни валко. Для принятия серьезных решений потребовалась вторая серия…
Обстановка продолжала накаляться. Высокопоставленный сенатский чиновник писал в Министерство юстиции: «Присматриваясь к длинному ряду лиц, проходящих перед моими глазами на суде, – прислушиваясь к их показаниям и говору, я выношу убеждение, что крестьяне устрашены, но вовсе не убеждены. Крестьяне меня поражают еще и не замечаемой в годы моей бывшей службы на местах не то своей одичалостью, не то особой сосредоточенностью. Во всяком случае, недоверчивость к начальству, полная от него отчужденность проглядывается во всем».
Первую русскую революцию связывают с Русско-японской войной. И это верно по отношению к городам. Деревню же она затронула лишь косвенно. Мобилизация проводилась, но не в полной мере. Хотя, конечно, всеобщее общественное возбуждение докатилось и до деревни. Тех же самых бастовавших рабочих продолжали высылать – причем уже в куда большем количестве. Тем более что политическая грамотность рабочих сильно повысилась. Особенно после «Кровавого воскресенья».