— Да ладно, не драматизируй, я не напишу ни строчки обо всем этом. Обещаю.

— То есть ты не будешь создавать мне проблем? И согласна с тем, что все, о чем говорилось, так сказать, «не для печати»?

— Я не буду создавать тебе никаких проблем, можешь быть спокоен, я же твоя сестра. Кроме того, я понимаю, что есть материалы «не для печати», это ведь входит в правила игры и в моей профессии.

— Ох уж эти журналисты!

— Да и вы, полицейские, не лучше.

— Ладно, мы сходим опрокинуть по стаканчику в одно заведеньице, оно пользуется сейчас популярностью. Ты сможешь даже похвастаться, что была там, когда вернешься в Барселону.

— Хорошо, но больше всего мне хотелось бы, чтобы ты мне доверял. Думаю, что я смогла бы помочь вам, а еще обещаю, что никому ничего не расскажу и не напишу об этом ни строчки. Просто меня захватывают такого рода истории.

— Анна, я не могу позволить, чтобы ты впутывала меня в это расследование, его ведь проводит Департамент произведений искусства. Ты создашь мне проблемы, я об этом уже говорил.

— Никто ничего не узнает. Клянусь тебе в этом, и, пожалуйста, доверяй мне. Мне уже надоело писать о политике, добывать информацию о правительственных скандалах. Мне как журналисту очень везло с самого начала, но я еще никогда не наталкивалась на серьезную и большую тему, а эта вот история — как раз такая тема.

— Но ты ведь только что сказала мне, что я могу доверять тебе и ты ничего никому не расскажешь и не будешь писать об этом!

— Именно так!

— К чему же тогда разговор о том, что ты еще не наталкивалась на большую и серьезную тему?

— Видишь ли, я предлагаю тебе заключить договор. Ты позволишь мне провести собственное расследование, причем я не буду это афишировать. Я обещаю держать тебя в курсе, если мне удастся что-либо разузнать. Если я все же смогу найти что-нибудь такое, что поможет вам разгадать тайну инцидентов в соборе, и Марко успешно завершит расследование этого дела, я вас попрошу рассказать мне обо всем, возможно, без каких-то деталей. Но не раньше того момента, когда это дело будет полностью расследовано.

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что это — не мое расследование и я не могу и не должен заключать относительно него никаких договоров — ни с тобой, ни с кем бы то ни было. И кто меня надоумил взять тебя с собой на ужин к Марко!

— Сантьяго, не злись. Я же тебя люблю и никогда не сделаю ничего такого, что может тебе навредить. Я — журналист и люблю свою работу, но ты для меня важнее, и я никогда не буду ставить журналистику выше людей, никогда. По крайней мере по отношению к тебе.

— Я хочу доверять тебе, Анна, хочу доверять. К тому же мне ничего другого не остается. Однако завтра ты уедешь, возвратишься в Испанию, а не останешься здесь.

Взгляд немого блуждал по шоссе, переполненному легковыми автомобилями и грузовиками. Шофер грузовика, который вез немого в Урфу, казалось, был словно таким же немым: с тех пор как они выехали из Стамбула, он не проронил ни слова. Тогда, в доме человека, прятавшего немого, шофер представился очень коротко:

— Я из Урфы. Приехал за Зафарином.

Хозяин дома, кивнув, позвал немого из комнаты, в которой тот спал. Зафарин узнал человека, приехавшего за ним: тот был с ним из одной деревни и, как и он, пользовался доверием у Аддая.

Хозяин дома принес им сумку с финиками и апельсинами и пару бутылок воды, затем проводил их до места, где стоял грузовик.

— Зафарин, — сказал хозяин дома, — с этим человеком ты будешь в безопасности, он доставит тебя к Аддаю.

Затем он спросил у шофера грузовика:

— Какие тебе дали инструкции?

— Я только должен как можно быстрее привезти его, стараясь не появляться там, где мы можем привлечь к себе внимание.

— Этот человек должен доехать живым и здоровым.

— Доедет. Я подчиняюсь приказам Аддая.

Зафарин устроился на сиденье рядом с шофером. Ему хотелось, чтобы тот рассказал ему последние новости про Аддая, семью Зафарина, про их деревню, однако шофер упорно молчал. Он лишь пару раз обратился к Зафарину, чтобы спросить, не хочет ли тот есть и не нужно ли ему принять душ.

Было видно, что шофер устал после многочасовой езды, а потому Зафарин показал ему жестами, что он может подменить его за рулем, однако шофер отказался.

— Нет необходимости, к тому же я не хочу, чтобы возникли какие-нибудь проблемы. Аддай не простит, если я подведу его, а ты, насколько я могу судить, и так уже его сильно подвел.

Зафарин сжал челюсти. Он рисковал своей жизнью, а этот глупец упрекает его в том, что у него ничего не вышло. Знал бы этот шофер, какой опасности Зафарин и его товарищи подвергались там!

Движение по шоссе становилось все более интенсивным. Трасса Е-24 — одна из самых загруженных в Турции, поскольку она связывает Турцию с Ираком, с его нефтяными месторождениями. Кроме того, на этой трассе всегда полно военных легковых и грузовых автомобилей, патрулирующих турецко-сирийскую границу, прежде всего из-за курдских повстанцев, действующих в этом районе.

Меньше чем через час они должны быть дома, и это в данный момент было единственным, что имело значение для Зафарина.

— Зафарин, Зафарин!

Срывающийся голос его матери прозвучал, как божественная музыка. Мать стояла у дома, маленькая, худощавая, ее волосы были прикрыты покрывалом. Несмотря на тщедушность, она была главной в семье, ей подчинялись и отец, и братья, и он сам, да и его жена и дочь. Никто не отваживался спорить с ней.

Глаза его жены — ее звали Айат — были полны слез. Она в свое время умоляла его, чтобы он не ехал туда, не соглашался на эту миссию. Но как можно было ослушаться приказа Аддая? Его матери и отцу пришлось бы тогда испытать унижения и неприязнь со стороны Общины.

Зафарин вылез из грузовика, и уже через секунду руки Айат обвились вокруг его шеи. Его мать тоже рвалась обнять его, а дочка, испугавшись, начала плакать.

Его отец, тоже взволнованный, смотрел на него со стороны, дожидаясь, когда женщины перестанут унижать сына своими нежностями. Затем они по-мужски обнялись, и Зафарин, почувствовав силу крестьянских рук отца, дал волю чувствам и расплакался. Он снова почувствовал себя, как в детстве, когда он после какой-нибудь драки на улице или в школе приходил домой с синяками на лице, а отец крепко обнимал и утешал его. Отец всегда придавал ему уверенности — уверенности в том, что он может на него рассчитывать и, что бы ни произошло, отец всегда защитит его. И теперь Зафарин нуждался в этой защите, ожидая встречи с Аддаем. Он ведь боялся Аддая, еще как боялся!

Сад возле дома, построенного в неоклассическом стиле, был освещен больше, чем обычно. Полицейские окружного управления и секретные агенты буквально соперничали друг с другом в том, кто из них обеспечит наилучшую защиту особам, приглашенным на эксклюзивное мероприятие. Среди гостей были президент Соединенных Штатов с супругой, министр финансов, министр обороны, влиятельные сенаторы и конгрессмены — как из республиканского, так и из демократического лагеря, президенты крупнейших корпораций — международных, американских и европейских, с десяток банкиров, адвокаты крупных фирм, врачи, ученые — самые знаменитые в мире.