— Телефон давай! — отрывисто приказал коротконогий, протягивая руку.

Она с трудом удержалась от нервного смешка. Развернуть всю эту дикую охоту ради заурядного мобильника? Модель старая, да и сломался, похоже, при падении. Лишь бы телефоном всё и закончилось… Лишь бы всё закончилось…

Ремень сумочки Света не просто повесила на плечо — перекинула через голову после падения, чтобы снова не потерять. И, конечно же, сейчас сумочка зацепилась сзади за пояс, и никак не удавалось её отцепить…

Коротконогий ждать не стал. Быстро подошёл, лезвие ножа сверкнуло в стремительном взмахе, Света даже не успела отдернуться или вскрикнуть, а грабитель уже вернулся к байку, помахивая трофеем с перерезанным ремешком.

Света подумала, что в кошельке, лежавшем в сумочке, меньше трёх тысяч, и потерю этой суммы она как-нибудь переживёт, а кредитную карточку придётся немедленно заблокировать и потом восстанавливать. Но тут же выяснилось, что пассажира «Харлея» деньги абсолютно не интересуют — кошелёк он небрежно отбросил на траву, даже не поинтересовался содержимым. Туда же последовала косметичка, ещё какие-то мелочи… Коротконогий искал телефон.

Но не нашёл.

Обстоятельства не позволили.

Взревел двигатель байка — не «Харлея», а того, что стоял поодаль, — и тут же двухколёсная машина ринулась вперёд. Но… ринулась одна, без седока!

С седоком творилось нечто странное: он завис в воздухе, грубо игнорируя закон земного притяжения и нелепо дёргая руками и ногами. Миг спустя Света поняла, что антигравитация здесь ни при чём: от шеи байкера тянулось вверх, к ветвям яблони, нечто, показавшееся толстым стальным тросом — новеньким, поблескивающим.

На земле происходили вещи не менее интересные. Осиротевший байк ринулся по прямой, туда, куда была нацелена его фара, — а она освещала «Харлей». Коротконогий, хоть и был увлечён потрошением сумочки, сумел среагировать, отскочил в сторону. Его напарник, сидевший за рулем, не сумел. Лишь повернул голову, а в следующий момент уже лежал под опрокинутым «Харлеем» и дико вопил от боли в сломанной ноге.

Света видела всю эту катавасию краешком глаза — не могла оторваться от повешенного на яблоне человека. Надо было воспользоваться ситуацией и бежать, не дожидаясь, чем всё закончится, но она не могла. Приросла к месту.

Конвульсии подвешенного человека не затянулись. Руки и ноги дёрнулись ещё пару раз и бессильно обмякли, изо рта хлынул поток жидкости, казавшейся черной. Тотчас же тело рухнуло на землю, и его падение подействовало на Свету, как выстрел стартового пистолета. Она бросилась бежать вдоль ограды, не оглядываясь на происходившее за спиной.

А там, судя по звукам, продолжало что-то происходить, причём совершенно непонятное. Донесся звук удара — жёсткого, металлического, — и тут же последовал истошный вопль, заглушивший завывания водителя «Харлея».

Но Света не отвлекалась на звуки: она стремилась к освещённым окнам, быстрее, ещё быстрее… Добралась.

Прохожие на Будапештской недоумённо оборачивались ей вслед. Она не обращала на них внимания и не задумывалась о том, какое впечатление произведёт её растрёпанный вид и порванный, испачканный плащ на мадам Фонарёву… Она спешила к сыну. Когда обнимет Кирюшу, лишь тогда этот кошмар закончится. И ничего страшного уже не произойдёт.

…Двадцать минут спустя Света находилась в ванной. Из-за тонкой двери доносился взволнованный голос мадам Фонарёвой, общавшейся по телефону с полицией: услышав рассказ о происшествии, причём достаточно смягчённый, хозяйка ультимативно заявила, что немедленно позвонит куда следует, а у Светы не осталось сил, чтобы возражать.

Теперь Фонарёва вдохновенно живописала бесчинства грабителей, а пострадавшая, морщась, обрабатывала пальцы перекисью — их контакт с острым краем сетки-рабицы без последствий не остался. В процессе дезинфекции ранок Света обнаружила, что список потерь не исчерпывается сумочкой и её содержимым.

С мизинца исчезло дешёвое колечко в виде змейки…

Она бродила по яхте, как зверь по клетке. Дверь клетки была отперта, но суть дела от этого не менялась — идти всё равно некуда. И жить незачем. Мир сжался до размеров крохотной яхты, а вокруг бездонная пустота. И в этой пустоте она… одна…

Опять одна!

Мишель Леру крайне болезненно переживала разрывы с мужчинами. К тому же вчерашнее расставание произошло, когда ещё не успела зарубцеваться рана от предыдущего, и потому ударило особенно сильно.

Вокруг стояла глубокая ночь, но Мишель не могла уснуть, трижды ложилась, но веки упрямо не хотели смыкаться — лежала, глядела в темноту, а в голове бился один вопрос: почему, почему, почему её опять бросили?!

Встала снова, побродила по яхте и поняла: надо любой ценой уснуть, она на ногах больше суток, и всё может кончиться тем, что голова не выдержит, взорвётся от проклятого вопроса.

Снотворное Мишель принять не могла. Случилась одна неприятная история со снотворным, когда ей, ещё студентке, впервые пришлось узнать, какую боль причиняет предательство любимого… Её откачали, потом долго лечили, потом ещё дольше реабилитировали и покопались в мозгах, загипнотизировав так, что Мишель тошнило от любых таблеток, и даже заболев, она лечилась исключительно мазями, ингаляциями, инъекциями.

Но имелся у бога сновидений Морфея старый закадычный друг по имени Джек Дэниэлс… Она достала бутылку из бара — специального, уберегающего содержимое при любой качке, — и плеснула в стакан жидкость янтарного цвета. Поразмыслила и наполнила стакан до краёв, поскольку её состояние не позволяло обойтись гомеопатическими дозами. Мишель бил озноб, руки дрожали, по столу расползалась янтарная лужица.

Выпила по-русски, залпом и не закусывая, потом долго не могла прокашляться, всё-таки физиология здешних дикарей и нормальных людей весьма и весьма отличается.

Старина Джек немедленно принялся за дело.

Потеплело, озноб исчез. Мир вокруг стал чуть-чуть лучше, но всё ещё мало годился для жизни. Мишель нацедила ещё полстакана. Пила, уже не торопясь, маленькими глотками, но по-прежнему без закуски.

Четверть часа спустя она спросила у бутылки:

— Почему, почему он меня бросил?!

Бутылка промолчала, и Мишель ответила сама:

— Он нашёл другую бабу… Сволочь!

Да, наверняка всё произошло именно так. Иначе с Мишель не бывало. Проклятый кобель нашёл себе сучку и ушёл к ней.

Ещё полчаса спустя она заорала:

— Я убью её!!!

Пустая бутылка просвистела по каюте и ударилась о переборку.

«Кого — её?» — мягко спросил сидящий на койке Джек Дэниэлс.

Мишель задумалась. Думать было трудно. Голова стала огромной и наполненной ватой, для мыслей в ней не оставалось места. Мыслительные функции узурпировал желудок, всерьёз размышляющий, не выселить ли ему незваного квартиранта многолетней выдержки… Возможно, это был приступ морской болезни: Мишель казалось, что яхту, стоявшую на спокойной воде Апостольской бухты, терзает сильнейшая качка, причём, что удивительно, и бортовая, и килевая одновременно.