невозможно: движения лодки привели бы в действие переключатель у него в голове.

Они сделали остановку у паромного причала возле аэропорта. Пожилая пара выкатила чемоданы на берег, и на целых десять минут паром оказался полностью в его распоряжении. На старой пристани он сошел на землю, как сановник, приплывший в Бостон с визитом в сопровождении своей скромной флотилии.

От пирса он пошел пешком. Клиника стояла на оживленном перекрестке, и поначалу его удивило, что она торчит у всех на виду, как обычная больница. Около входа собралась небольшая толпа. Некоторые стояли с транспарантами. Он заметил одно-единственное знакомое лицо, старикана в бейсболке «Рэд сокс», все остальные же были активистами на час, и Энтони не было до них никакого дела. Каждый год во время Великого поста они резко начинали печься о судьбах нерожденных детей. В любое другое время нерожденные дети шли к черту.

Он приходил к клинике каждую неделю, это был один из пунктов в его списке регулярных дел в Бостоне. Расписание, как он выяснил, было ключевой составляющей нормальной жизни, необходимым условием для выздоровления.

Священника с мегафоном он уже встречал. Человек с громогласным голосом и внушительным животом. Поначалу Энтони он понравился – его широкое улыбчивое лицо, важность, внушаемая полнотой его фигуры, – но со временем симпатия поугасла. Каждый раз, когда они встречались, священник заново представлялся. Одно дело, когда ты просто не производишь на людей никакого запоминающегося впечатления, и совсем другое, когда тебе постоянно об этом напоминают. И все же этот священник нравился Энтони гораздо больше, чем францисканцы в их коричневых робах и сандалиях, щеголяющие своей смиренностью. Францисканцы вообще никогда его не замечали.

Поначалу он не знал, где встать, и топтался во внешнем кругу. Теперь же он занимал свое место в самом центре. Он хотел стоять там, где смог бы увидеть их лица; увидеть женщин, которые придут убить своих детей. Он хотел посмотреть им в глаза.

Подобные взаимодействия казались ему очень волнующими. Мальчишкой, во время семейной поездки в Кейп-Код, он несколько часов просидел в пробке на мосту Сагамор, собравшейся из-за какого-то прыгуна. Энтони на всю жизнь запомнил тот момент, то ужасающее сближение со смертью, и каждый раз, проходя мост, он испытывал какое-то нездоровое возбуждение. Похожие чувства вызывали у него беременные женщины, направляющиеся в клинику. В эти моменты он становился свидетелем последних минут чьей-то жизни.

Телефон заряжен и уже наготове. Он сосредоточенно уставился на вход.

ПОСЛЕ КЛИНИКИ ОН ОТПРАВИЛСЯ К ТИМУ ФЛИННУ, который жил в четырех остановках метро. По инструкции Тима он отправил ему сообщение из подземки: Это Энтони. Скоро буду. Он всегда принципиально писал свое полное имя, в надежде что Тимми поймет намек, чего так и не случилось. В детстве у Энтони был лицевой тик, который проявлялся, когда он нервничал или пугался, и с тех пор Тимми звал его исключительно Пипкой. Энтони ненавидел это прозвище, но терпел его от Тима, понимая, что оскорбления – неотъемлимая часть дружбы. После того как Энтони расплачивался за свою травку, они всегда устраивались поболтать и дунуть. Тим Флинн был его лучшим другом, а покупка травки всегда была лучшим событием недели.

Энтони прошел за ним в квартиру. Гигантский телевизор показывал телегид – нескончаемую таблицу со списком передач, которые они не смотрели, потому что вместо этого смотрели на их названия.

Они сидели, молча уставившись в экран. В конце концов Тимми остановил свой выбор на шоу про копов из Майами. Нательные камеры, перекрытые дороги, обыски, задержания, уходящие от погони подозреваемые. Это подкинуло Энтони идею для разговора.

– Ма собирается во Флориду. Ты ведь вроде как там жил?

Тимми неопределенно хмыкнул в ответ и потянулся за банкой травы за креслом.

– Есть во Флориде такой город, Юпитер?

– В душе не ебу, – ответил Тимми.

– У нее там сестра живет. Хочет пожить у нее месяцок, пока снег не сойдет.

– Это я уже видел, – сказал Тимми.

Копы из Майами останавливали машины. Худощавого темнокожего водителя с растаманскими дредами попросили выйти из-за руля.

– Щас он побежит, – сказал Тимми.

Энтони никогда не бывал ни во Флориде, ни где-либо еще.

– Вон, смотри! – закричал Тимми, тыча пальцем в экран, где растаман со всей дури несся через восемь полос движения. – Говорил же.

– Говорил, – сказал Энтони и потянулся за бумажником.

Когда оживленная сцена кончилась, Тимми упаковал вес в двойной пакет и передал Энтони, а тот достал из кармана трубку и хорошенько ее забил.

– Как дела у сестры?

Тимми удивился:

– А откуда ты знаешь Морин?

– Со школы, – ответил Энтони.

Тимми пошарил вокруг в поисках пульта и нашел его у себя за спиной.

– Да нормально. Мик нашел работу в Нашуа. Муж ее.

На слове «муж» настроение у Энтони немного скисло.

– Я думал, они разбежались.

– Разбежались, а теперь сошлись. Не спрашивай.

Когда Тимми начал щелкать каналами, Энтони закрыл глаза. От мелькающих картинок у него закружилась голова. Телевизор размером с детский бассейн для этой комнаты был явно большеват.

НА ОБРАТНОМ ПУТИ В ГРЭНТЕМ ОН ДУМАЛ О СЕСТРЕ ТИММИ, которую в школе не знал и в помине. Он соврал, потому что правда была унизительна: Морин Флинн была его нянькой. Энтони тогда было двенадцать, достаточно по меркам Грэнтема, чтобы по понедельникам оставаться дома одному, пока мать играла в бинго. Он прекрасно справлялся с этим безо всяких происшествий, пока не случилась ночь имени сгоревшего тостера, который он успешно потушил ковром. Мать пришла в ярость из-за ковра и наняла Морин Флинн приглядывать за ним, совершенно не подозревая, какой тем самым навлекла на него позор. Морин была всего на четыре года старше – ученица старшей школы и величайшая любовь его жизни. Никакой серьезной конкуренции за этот титул на тот момент у нее и не было.

Его опыт с женщинами отнюдь не впечатлял.

В случае с Морин он винил во всем обстоятельства, так уж вышло, что не благоприятные. Вспоминая тот случай, он размышлял, что с ней было не так. Какого черта она вообще связалась с таким мелким пацаном? По-хорошему этот вопрос должен был прийти ему в голову еще тогда, но не пришел.

Когда все закончилось, она сказала: «Вообще-то, должно быть подольше», а он ответил: «В следующий раз я лучше справлюсь».

Но следующего раза так и не случилось. Через несколько лет он узнал, что она вышла замуж, и эта новость сильно его задела. Чувство было такое, будто он пропустил автобус, который должен был отвезти его в будущую жизнь.

Будущая жизнь была тем местом, где ему еще только предстояло оказаться. Все, абсолютно