– Как самочувствие? – Интерес профессора был неподдельным. На его памяти случаев добровольного отказа от совершенно здорового органа зафиксировано не было. Впрочем, теперь счет был открыт.

– Профессор, вы и так все видите. Скажите лучше, как здоровье у моего почечного брата... – Борис пытался шутить, но на самом деле искренне волновался за Матвея.

– Сходите и посмотрите. Он, по-моему, в том же корпусе, где вас готовили к операции. – Голос профессора прозвучал сухо. – Я имею в виду нейрохирургическую операцию.

Борис догадывался, чем объясняется сухость профессора. Скорее всего, тот был раздосадован отсрочкой вскрытия мозга пациента, что негативно влияло на клиническую статистику.

– Пожалуй, зайду как-нибудь, – Боря встал и протянул руку доктору. Тот ответил рукопожатием.

– Все в порядке у вашего Матвея, – буркнул док. – Даже более чем. Мне бы хотелось, чтобы у вас было так же после операции. Вы бы здорово поправили нам статистику. Выздоравливайте, и – добро пожаловать! Даю вам месяц.

– О’кей. Договорились. Если останется необходимость, буду через месяц как штык.

– Куда же она денется, ваша необходимость...

– И то правда, – вздохнул бизнесмен и вышел из кабинета.

Если ее удалять с помощью обычной техники, придется затронуть здоровые, выполняющие важные функции структуры мозга и больному случайно может быть нанесен вред, иногда даже несовместимый с жизнью.

Н.П. Бехтерева

Борис соскучился по работе, по своему офису, по телефонным переговорам, по кофейной чашке прозрачного китайского фарфора с изображением женского профиля на просвет. Он окунулся в дела так, как будто ему предстояло начать жизнь заново. Иронично-грустная улыбка не покидала его лица. Иной раз казалось, бизнесмен щепетильно готовится к новой жизни – жизни после операции. Он тщательно перебирал бумаги, анализировал счета, проверял договора, даже чистил телефонную книгу в памяти компьютера. Впрочем, этим процессом он занялся задолго до того, как лечь в больницу. За несколько лет в компьютере накопилось почти две тысячи телефонных номеров. Почему-то чистка телефонов казалась Боре неким символическим действом, которое означало прощание с огромным этапом жизни и вхождение в новый, совершенно другой отрезок пути. За последние три года Бо открывал список контактов с целью чистки сто или двести раз. Наверное, больше трети имен в книге по разным причинам можно было удалить. Всякий раз, добравшись до фамилии Волков, Борис прекращал попытку избавиться от хлама. Может быть, он был слишком малодушен, чтобы сосчитать, сколько фамилий пора вычеркнуть из памяти бездушной машины только потому, что эти номера телефонов больше никогда не будут набраны им. До Волкова, впрочем, список обновлялся регулярно. Были отправлены в мусорную корзину обаятельный мошенник Авакян, хитрец и жмот Айзенберг, беспросветно-нетрадиционный Бакин... Даже друг детства Вадик по кличке Барон был уложен в корзину для мусора, потому что однажды не рассчитал дозу героина... Но Сашка Волков – другое дело. Волков – благородный, преданный, порядочный, великодушный, проверенный друг. Он выручал Боряна из таких ситуаций, когда, казалось, выхода нет и не будет. Бо хорошо помнил, как они оба отказались ухаживать за красавицей Ленкой Катаевой, в которую были влюблены. Волков имел полное право не отказываться от любви – Ленка явно предпочитала его. Мужская солидарность и дружба победили – Саня отрекся от Катаевой, чтобы остаться лучшим другом Бори. Впрочем, Боря тоже отрекся... Они с Волковым могли бы дружить до самой смерти. Впрочем, так и получилось. Только слишком рано. Неожиданно рано не стало на свете Сани Волкова. Нелепая и странная смерть от заражения крови. Так что Борису телефон Волкова больше не пригодится, позвонить ему можно теперь только в рай или...

Рука Бориса снова дрогнула. Он закрыл компьютер и, как всегда при подобных обстоятельствах, подумал о Генрихе. Надоедливый звонок мобильного с мелодией «Нокиа» в конце концов успокоился. «Даже телефону понятно, когда хозяин не собирается отвечать», – подумал Борис. Однако в эту же секунду нудная музыка возобновилась. Мусорщик понял, что может избавиться от абонента только двумя способами: либо отключить звук, либо ответить. Третий способ – физически устранить самого абонента – требовал слишком больших усилий. Борис рывком выскочил из ортопедических объятий кресла руководителя и в два прыжка достиг библиотечной полки, на которой оставил мобильный. Озаренный голубоватым свечением экран потрепанной «Нокиа» беспристрастно демонстрировал имя звонившего. У Бори в телефонной книге это имя было записано под ником «Генрих мозг».

Это был он – Генрих из лаборатории мозга. Интересно, что понадобилось научному работнику от пациента нейрохирургического отделения? Может быть, захотелось проверить, жив ли странный посетитель? Или возникла новая гипотеза происхождения «очагов вины»? Или просто не с кем поговорить по душам?.. Мысли легко уместились в двухпрыжковое мгновение. Борис буквально заорал в трубку:

– Я слушаю!

– Приветствую вас, – обыденно поздоровался телефон голосом Генриха и замолчал, видимо ожидая ответного приветствия. Борис решил не сопротивляться.

– И я вас приветствую, профессор!

– Издеваетесь?! – то ли спросил, то ли констатировал ученый. – Никакой я не профессор, а если бы был им, то не сидел бы сейчас в такой захудалой комнатушке. Заведовал бы кафедрой, читал лекции студентам, получал зарплату и премию... Смешно. Нет, уважаемый, это не про меня.

Бориса распирало от нетерпения. Гений что-то не в меру разговорчив.

– Простите, если обидел, – формально извинился Мусорщик. – Я хотел спросить: вы соскучились или по делу?

Голос Генриха моментально стал жестким:

– Я вас жду. Появились кое-какие соображения. Судя по тому, что вы со мной разговариваете и даже пытаетесь шутить, операцию вам сделать не успели... Я прав?

– Да, хотя это может означать и удачный исход операции с мгновенной реабилитацией.

– Не может! – Пауза. – Почти не может. Вы уже в машине?

– Практически. Я буду через полчаса максимум.

– Жду! – Генрих отключился.

В душе Бориса вновь затеплилась проклятая надежда. Сколько раз он приказывал себе быть реалистом, сколько раз запрещал радоваться заранее, надеясь на положительный результат, какие титанические усилия прилагал, чтобы отвлечься от несбыточных желаний и нереализуемых мыслей... Нет! Снова и снова предательская мыслишка о том, что появился еще один шанс, закрадывалась в голову и, сколько бы ее ни гнали, сидела, притаившись до лучших времен. Стоило приоткрыться малюсенькой лазейке, мыслишка сразу же вырастала и крепла, пытаясь вырваться наружу, и никакими уговорами нельзя было ее угомонить. Она, настырная, все перла и перла, пока не превращалась в ощутимый, постоянно присутствующий радостный организм, живущий внутри, который вселяет уверенность: все будет хорошо. Бо точно знал, что до такой степени взращивать надежду непозволительно. Слишком больно каждый раз прощаться с ней. И чем она больше, крепче и старше, тем мучительнее и страшнее ее смерть. За плечами у Мусорщика давно образовалось приличного размера кладбище погребенных надежд. В отличие от реального на могильных плитах этого погоста было бы выгравировано одно и то же – «Надежда, которая не сбылась».