московские чины, начиная с младших по трое в ряд в бархатных кафтанах, за ними двигались московские же чины, ближние и думные люди в золотных кафтанах. Государей сопровождала свита из бояр и думных дворян, а за свитой шел «окольничей» князь И. С. Хотетовский «для оберегания их государского шествия от утеснения нижних чинов людей» — это и была, кажется, первоначальная, древнейшая обязанность окольничего. За окольничим выступали «гости в золотных же кафтанах, да приказные и иных чинов люди множество». Процессию замыкали дьяки Конюшенного приказа, за которыми везены были «государские большие нарядные сани», сопровождаемые столповыми приказчиками, стремянными конюхами и иными конюшенного чина людьми. По обеим сторонам крестного хода двигались стрельцы в цветных кафтанах с золочеными пищалями, выдававшимися им на этот случай из Оружейной палаты. Не участвовавшие в процессии солдатские и стрелецкие полки были выстроены на Соборной площадке и на площади перед Чудовым монастырем, а также на Москве-реке около Иордани до Москворецких и Всесвятских ворот и по противоположному берегу реки в Садовниках «с знамены и барабаны и со всем ратным строем в цветном платье». Когда государи, достигнув Иордани, стали на приготовленном для них месте, патриарх роздал государям и присутствующим зажженные свечи и начал действо освящения воды. Во время погружения креста в воду подполковники, капитаны и знаменщики солдатских и стрелецких полков принесли знамена к надолбам, которые построены были около Иордани. Освятив воду, патриарх кропил ею государей и принес им поздравление. Следовали затем взаимные поздравления с речью боярина князя Алексея Андреевича Голицына подобно тому, как это происходило в Успенском соборе. Были окроплены принесенные знамена полков, и процессия двинулась обратно в том же порядке в Успенский собор. Государи из собора отбыли к себе на верх. У Тайницкой башни «для смотрения того их, государского, выходу» были отведены места комиссару датского короля Андрею Бутенанту фон Розенбушу с королевскими дворянами и иных окрестных государств иноземцами, а также бывшей в Москве депутации от донских казаков — атаману Фролу Миняеву со товарищи. Хоругви и иконы, блестящие ризы духовенства, раззолоченная толпа бояр и придворных, разноцветное стрелецкое войско, пестрая толпа народа, звон кремлевских колоколов — все это должно было произвести внушительное впечатление на иностранцев и на донских казаков[129].

8 января в навечерие празднования митрополиту Филиппу оба государя были в Успенском соборе у вечерни и молебна. 9-го, в самый день его памяти, в Успенском соборе за литургией был один царь Иван Алексеевич. 11 января был при дворе Гордон и видел Петра, занятого, по его свидетельству, приготовлением фейерверка — занятие, к которому царь сильно пристрастился. 12 января, в день Татьяны — именины царевны Татьяны Михайловны, — государи слушали обедню в своих дворцовых церквах, после обедни выходили в Переднюю палату и жаловали думных и ближних людей кубками фряжских вин, а стольников, стряпчих, дьяков и гостей — водкой. 19 января, как записывает в своем дневнике Гордон, он около 11 часов утра прибыл во дворец и оттуда сопровождал Петра в подмосковное имение боярина Петра Васильевича Шереметева. Там, говорит тот же свидетель, они были угощены превосходнейшим обедом, после которого отправились в одну из царских летних резиденций, сожгли несколько фейерверков, возвратились опять к Шереметеву, где опять были великолепно угощены, и затем уже отбыли в Москву. Гордон пишет далее в дневнике под 20 января, что от «дебоша» предыдущей ночи принужден был лежать в постели весь день до вечера. Визит в подмосковную Шереметева, очевидно, сопровождался оргией, в которой, конечно, не последнее участие принимал и семнадцатилетний царь. 26 января, на память Ксенофонта и Марии, в день именин царевны Марии Алексеевны, имела место обычная церемония пожалования кубками фряжских вин и водки. 31 января служилась в Архангельском соборе панихида по царю Алексею Михайловичу (ум. 29 января); на ней присутствовали оба государя[130].

12 февраля, на память Алексея митрополита, оба государя были за обедней в Чудовом монастыре. 14 февраля на панихиде по царевичу Алексею Алексеевичу (ум. 1670) присутствовал только старший царь. В ночь на 19 февраля, в шестом часу ночи, по нашему счету 18 февраля, в двенадцатом часу ночи, в семье Петра произошло важное событие: родился царевич Алексей Петрович. Утром 19 февраля, в одиннадцатом часу утра, оба государя имели торжественный выход по этому случаю в Успенский собор к молебствию, которое совершалось патриархом. По окончании молебствия патриарх с духовенством, думные чины и ближние люди приносили государям поздравление. Приняв благословение патриарха, государи при звоне всех колоколов Ивана Великого из Успенского собора прошли в Архангельский и Благовещенский соборы, а затем вернулись во дворец, где слушали литургию в своих дворцовых церквах. После литургии Петр в Передней палате угощал думных и ближних людей кубками фряжских питей, а московское дворянство, стрелецких полковников, дьяков и гостей — водкой. Гордон был среди поздравлявших на приеме и занес в дневник, что получил из рук Петра кубок водки. По случаю рождения царевича были объявлены пожалования: возведены в бояре дядя Петра по матери ближний стольник Мартемьян Кириллович Нарышкин и дядя царицы Евдокии Федоровны окольничий Петр Меньшой Абрамович Лопухин, управлявший Приказом Большого дворца. Царь Петр в этот день, как показывает официальный документ, разрядная записка, в точности исполнил установленный придворный ритуал. Но другой документ, бросающий более света на интимную сторону жизни Петра, дневник Гордона, позволяет заключить, что рождение сына было для семнадцатилетнего Петра событием безразличным, совсем его не захватившим. Вечером того же дня, 19 февраля, Гордон был вытребован во дворец и пробыл с царем всю ночь, а на другой день, 20 февраля, Петр в сопровождении Гордона уехал из Москвы на обед к Л. К. Нарышкину в его подмосковную вотчину Фили, которую Нарышкин стал обстраивать, сооружая там существующую доныне каменную церковь и боярский двор. Там царь оставался весь день и вернулся в Москву утром 21 февраля[131].

22 февраля в Кремль приходили с поздравлением государям шесть стрелецких полков. Войска эти входили «на дворец», т. е. на дворцовую площадку, около церкви Спаса на Бору, по очереди по два полка и выстраивались на этой площадке. Петр смотрел на выстроившихся стрельцов с Каменного крыльца, что у лестницы, ведущей с Постельного крыльца на площадку к церкви Спаса. Входя на площадку, полки «поздравляли», по-нашему, салютовали государю. «А о поздравлении речь говорили первых полков полковники, которые стояли против государского места». Петр поручил начальнику Стрелецкого приказа князю И. Б. Троекурову сказать полкам его похвалу. «И они, полковники, — продолжает разрядная записка, — и полуполковники, и капитаны, и стрельцы им, великим государем, на их государской премногой