и с неодобрением посматривал на дружественные связи с ними молодого царя, начавшиеся со знакомства с Тиммерманом и в особенности окрепшие со времени пребывания у Троицы осенью 1689 г., когда царь сошелся с Лефортом и Гордоном. Может быть, эту дружбу молодого царя к иноземцам патриарх имел в виду в тех резких выпадах против них, которые находятся в его завещании[135]. Патриарх просит государей в этом завещании запретить подданным всякое общение с еретиками иноверцами латинами, лютерами и кальвинами и безбожными татарами и советует удаляться от них, как от врагов Божиих и ругателей церковных, и в особенности не вступать с ними ни в какие разговоры о вере, мольбищных храмин их новых строить не позволять, а существующие уже в Москве разорить. Патриарх молит государей не давать проклятым еретикам иноверцам быть начальниками в полках над служилыми людьми, потому что такие проклятые еретики, богомерзкие живые идолы, в полках пользы воинству православному никакой не приносят, а только гнев божий на него наводят. Он припоминает по этому поводу, как он во время Крымских походов молил и просил, словесно и письменно, не назначать еретиков начальниками, но ни царевна Софья, ни князь В. В. Голицын его не послушались, и оттуда неудачи этих походов. Советники из царского синклита, пишет патриарх в заключение завещания, бывавшие на посольствах в чужих странах, видели, как каждое государство держит свой нрав и обычай в одеждах и поступках, а чужеземных обычаев не приемлют и иным верам свободы не дают. Петр, вероятно, вздохнул с облегчением, когда не стало строгого патриарха, ревнителя старины, и мог теперь, не боясь его укоризн, дать полную волю своим чувствам к новым друзьям-иноземцам и склонности к иноземному быту, с которым он начал у них знакомиться. Вскоре же после смерти патриарха, 1 апреля, как раз вопреки последним словам его завещания об иноземных обычаях и одеждах, царю Петру, как значится в записях царской Мастерской палаты, было сделано «немецкое платье»: камзол, чулки, башмаки, шпага на шитой золотом перевязи и «накладные волосы», т. е. парик. Часть материалов для этого платья была куплена «у генерала у Франца Лефорта»[136].

Но московский церковно-придворный обиход шел своим чередом. 21 марта, в пятницу третьей недели Великого поста, государи были в Архангельском соборе на панихиде по отцу, царю Алексею Михайловичу, которая служилась в этот день вместо 17 марта. 25 марта они слушали обедню в Благовещенском соборе; 30 марта, в воскресенье четвертой недели поста, праздновали вместо 1 апреля день ангела дочери царя Ивана царевны Марии Ивановны с обычным выходом в Переднюю и угощением придворных вином. 13 апреля, в Вербное воскресенье, обычного крестного хода из Успенского собора в церкви «Входа в Иерусалим, что в Китае на Рву» (придел храма Василия Блаженного) и «действа цветоносия не было для того, что было межпатриаршество». Страстная и Пасха проведены были царями по обычаю. 18 апреля, в Великую пятницу, государи выходили в Успенский собор после действа омовения мощей.

Царь Иван Алексеевич был в соборе также в Великую субботу у заутрени; остальные службы Страстной недели государи слушали в своих дворцовых церквах. В светлый день, 20 апреля, перед выходом государей к заутрени в Успенский собор им представлялись, их «пресветлые очи видели в комнате», несколько дворян и старейшие дьяки из приказов. Выход прошел в обычном порядке при многолюдном съезде во дворец боярства и дворянства в золотных кафтанах. После пения пасхальных стихир государи прикладывались к иконам, а затем христосовались с думными и служилыми людьми, «жаловали их к руке». После заутрени из Успенского собора, побывав в Архангельском и Благовещенском соборах, государи прошли на верх и слушали литургию в дворцовых церквах: Иван Алексеевич — в церкви Спаса на Сенях, а Петр Алексеевич — в церкви Живоначального Христова Воскресения. После литургии в дворцовых церквах в третьем часу дня, по-нашему в седьмом часу утра, до начала литургии в Успенском соборе у государей в Передней были с «животворящим крестом» и со «святою водою» митрополит Казанский и Свияжский Адриан, вообще первенствовавший в богослужениях после кончины патриарха, с монастырскими властями и соборянами. В четверг на Пасхе, 24 апреля, после литургии у государей вновь было в Передней палате духовенство: митрополиты, архиепископы и из монастырей власти с подношением. В течение всей светлой недели государи христосовались со служилыми, придворными и тяглыми чинами, жаловали «к руке» московское дворянство, генералов и начальных людей полков иноземного строя, городовых дворян, дьяков, дворовых и конюшенного чина и приказных людей, гостей, гостиную сотню, черных сотен и слобод сотских, старост и чернослободцев, а также торговых иноземцев. Проведя «святую» в Москве, государи 27 апреля, в Фомино воскресенье, выехали в село Коломенское. Иван Алексеевич выехал туда обыкновенной дорогой; Петр отправился в девятом часу дня, по нашему счету в первом часу дня, и на этот раз необычно, как описывает разрядная записка, «водяным путем, Москвою рекою, в судах; а к тому его государскому шествию изготовлено было плавное судно особым обрасцом, на корабелное подобие, с парусы и с конаты, и убито было червчатыми сукны. И изволил он, великий государь, иттить в том судне. А за ним, великим государем, бояре и околничие, и думные и ближние люди, да столники и стряпчие шли в стругах. А около судна, в котором изволил великий государь иттить, шли в малых стружках и в лодках потешные конюхи с ружьем, с пищали и с корабины и из ружьев стреляли. И изволил он, великий государь, в то село приттитъ во втором часу ночи»[137], по нашему счету в десятом вечера. «Плавное судно… на корабелное подобие», упоминаемое разрядной запиской, — вероятно, тот потешный корабль, который строился в Преображенском летом и осенью 1689 г. Несомненно, в связь с приготовлениями к плаванию этой флотилии надо ставить расход, записанный в книге царской Мастерской палаты под 7 апреля 1690 г.: «…велено дать иноземцу Францу Тимерману на покупку полотна на парусы и на иные мелочные припасы к струговому делу 4 руб. 3 алт. 2 д.»[138] Как свидетельствует Гордон, участник этого путешествия, 28 апреля Петр посетил вотчину боярина А. П. Салтыкова, расположенную неподалеку от Коломенского. 30-го царь со свитой ужинали у Гордона и были, замечает последний в дневнике, очень удовольствованы. Это был первый случай посещения русским царем иностранца. Петр действовал не стесняясь: патриарха Иоакима не было уже в живых[139].

2 мая после вечерни государи вернулись в Москву и присутствовали в Архангельском соборе на панихиде по царю Федору Алексеевичу, отложенной до этого числа ввиду того,